«На память осталась строительная каска с надписью «Митрополит Феофан»

«Мы вверяли свою судьбу владыке и отправлялись навстречу неизвестности, то есть в Казань»,

Журналист «БИЗНЕС Online» издал книгу о покойном казанском архипастыре Феофане (Ашуркове)

«Мы  вверяли свою судьбу владыке и  отправлялись навстречу неизвестности, то  есть в  Казань»,  — вспоминает спустя многие годы главный инженер Казанской епархии, бывший ульяновский предприниматель Михаил Федотов. О  том, как он  оказался в  столице Татарстана и  как из  бизнесмена, прошедшего через 90-е годы, стал строителем церквей, Федотов рассказывает на  страницах книги корреспондента «БИЗНЕС Online» Валерия Береснева, вышедшей в  издательстве Московской патриархии. Издание посвящено памяти владыки Феофана (Ашуркова) и  представляет собой его развернутую биографию, которая сопровождается воспоминаниями людей, близко знавших митрополита, — губернатора Петербурга Александра Беглова, экс-премьер-министра РФ  Сергея Степашина и  многих других.

Сегодня два года как не стало с нами  Митрополита Казанского и  Татарстанского Феофана (Ашурков) Фото: «БИЗНЕС Online»

«Сам я  вряд  ли соберусь книгу написать. А  вот ты  напишешь»

С  детства я  помню потрепанную книжку с  коротким названием «Отец Иакинф», ее  приятный библиотечный запах и  первую фразу, открывавшуюся вместе с  портретом неизвестного мне, задумчивого монаха: «Лето 1800 года выдалось в  Казани на  редкость знойное…» Что такое Казань, и  почему православный монах изображен в  конической соломенной «вьетнамке», а  не  в  клобуке, я  тогда представлял себе довольно смутно. Но  книга была на  редкость увлекательной, с  изгибами сюжета, которые сделали  бы честь Майн Риду или Джеку Лондону. Отец Иакинф, церковный дипломат родом из  Казанской губернии, путешествовал по  пыльным дорогам Поднебесной, изучал древние иероглифы, запросто беседовал с  китайскими крестьянами и  вельможами и  прославился как один из  первых русских востоковедов. Впрочем, история этого удивительного человека вспомнилась мне лишь долгие годы спустя, когда из  Петербурга я  начал часто приезжать в  Казань и  постепенно сдружился здесь с  тогдашним митрополитом Казанским и  Татарстанским Феофаном (Ашурковым).

Как оказалось, владыка Феофан тоже был и  церковным дипломатом, и  востоковедом, тоже пережил множество захватывающих приключений в  той части мира, которую принято именовать Востоком, и  очень любил на  досуге об  этом повспоминать. Слушая его, я  однажды поймал себя на  мысли, что как будто заново читаю «Отца Иакинфа», вот только действие происходит уже не  в  Китае, а  в  Египте, Сирии, Израиле, Аргентине… «Вам  бы книгу написать об  этом, владыка»,  — сказал я  тогда. «Ну, сам я  вряд  ли соберусь»,  — пожал он  плечами. Потом взглянул на  меня с  доброжелательным лукавством и  добавил: «А  вот ты, пожалуй, напишешь».

Ну  что  ж, я  выполнил этот зарок. Книга вышла этой осенью в  издательстве Московской Патриархии с  предисловием патриарха Кирилла и  с  заглавием, взятым из  наиболее часто повторяемых высказываний владыки  —  «Родина у  нас одна». Он, повидавший множество стран и  служивший (по  меткому замечанию епископа Луховицкого Евфимия (Моисеева) на  всех континентах, кроме разве что Австралии или Антарктиды, любил повторять эту фразу о  единственности и  неповторимости России. Понятно, что сегодня эти простые и  вроде  бы незамысловатые слова приобретают особое звучание.

Воссозданный храм Казанской иконы Божией Матери. Митрополит  Феофан, приложивший немало усилий для его открытия, лишь совсем немного не дождался  этого славного момента Фото: «БИЗНЕС Online»

Презентация книги должна состояться в  Москве в  декабре с  участием многих людей, которые знали и  ценили покойного митрополита. Пока что, ко  второй годовщине с  момента кончины владыки (20  ноября 2020 года), мы  предлагаем читателю одну из  глав, которая по-своему поразительна. Она воспроизводит историю предпринимателя и  строителя Михаила Федотова , главного инженера Казанской епархии  —  человека, чья судьба полностью изменилась под влиянием митрополита Феофана и  чьими (во  многом) трудами в  Казани был воссоздан горделивый белоснежный собор, который мы  все теперь знаем под именем храма Казанской иконы Божией Матери.

С  уважением к  читателям, 

Валерий Береснев, автор-составитель книги «Родина у  нас одна»: Митрополит Казанский и  Татарстанский Феофан (Ашурков)» 

Михаил Федотов:  «Потеряв родного отца, я почти тут же нашел себе духовного отца и наставника. Владыка стал для меня духовным ориентиром, и оставался таковым вплоть до своей кончины. Иногда бывал крут и строг — во много раз строже, чем родной отец, но мне это оказалось на пользу» Фото предоставлено Валерием Бересневым

Михаил Федотов, главный инженер Казанской епархии:

«Была в  нем сила, которая делала смирение перед ним естественным»

«Я  познакомился с  владыкой Феофаном в  июне 2014 года, вскоре после того, как он  был назначен митрополитом на  Симбирскую кафедру. Помню, я  молился во  время богослужения в  храме, и  после литургии услышал первую проповедь владыки на  симбирской земле. И  это сразу произвело впечатление: речь нового архиерея была очень динамичной и  живой, и  мы  все, кто в  тот момент присутствовал в  церкви, увидели, что к  нам приехал человек совершенно неординарный и  с  большим жизненным опытом. Потом была встреча владыки с  тогдашним губернатором Ульяновской области Сергеем Морозовым, мне довелось быть и  там, и  я  услышал их  разговор, в  котором митрополит вспоминал, помимо прочего, о  своем участии в  печально знаменитых событиях Беслана. Все это в  совокупности было очень свежо и  «впечатлительно» для симбирской церковной атмосферы. И  меня, что называется, «зацепило».     

В  то  время я  еще не  работал в  церковных структурах, а  был одним из  ульяновских предпринимателей, подвизавшихся в  сфере строительства. Но  как воцерковляющийся человек и  православный христианин я  старался помогать Симбирской епархии,  в  том числе участвовал  в  возведение храма Покрова Пресвятой Богородицы  — в  том микрорайоне города, где я  когда-то рос вместе с  моими друзьями. К  тому  же, еще при прежнем симбирском владыке Прокле (Хазове) я  начал алтарничать в  кафедральном храме в  честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина» и  имел благословение на  ношение подрясника. Кстати, как потом выяснилось, это был тот самый храм, в  который владыка Феофан ходил молиться в  самом начале своей сознательной церковной жизни, когда он  проходил срочную армейскую службу в  Ульяновске в  1967-68 годах. И  именно в  этом храме нам довелось с  ним познакомиться.

Владыка сам заметил меня в  алтаре.  Ключарь храма протоиерей Николай Архангельский  рассказал ему, что я  помогаю  приходу  и  даже являюсь подрядчиком строительства  сквера у  нового кафедрального собора в  городе ( Спасо-Вознесенского, торжественно открытого в  2015 году во  время визита Патриарха Московского и  всея Руси Кирилла в  Симбирск/Ульяновск  —   прим. ред .). Одним словом, он  охарактеризовал меня как соработника и  помощника. Кстати, нас, таковых, среди ульяновского предпринимательского сообщества было  немало, в  том числе мой друг Игорь Любченков. Некоторое время у  нас даже существовала, скажем так, своя община православных предпринимателей. 

Владыка сразу проявил ко  мне живой интерес. Спросил, чем я  занимаюсь, что успел построить, как пришел в  церковь, есть  ли у  меня семья и  дети. Мы  общались в  первый раз минут пятнадцать, и  он  показался мне очень живым, открытым и  заинтересованным собеседником. Мы  обменялись мобильными телефонами «на  случай», и  буквально через день он  мне позвонил.

Разговор сразу зашел о  деле. «Слушай,  — сказал мне владыка  — у  нас есть один аварийный объект около строящегося кафедрального собора. Подумай о  том, как сделать из  него двухэтажное здание. Возможно, потом мы  приспособим его под воскресную школу». 

Я  этот объект немного знал, поэтому ответил: «Владыка, я  все изучу и  вам доложу». Вскоре я  выехал на  место, посмотрел: постройка была в  таком состоянии, о  котором у  нас в  строительной отрасли говорят: «проще снести и  построить заново». Я  тут  же набрал митрополита и  говорю: «Такая ситуация: стены в  трещинах, кровля разрушается, фундамент „плывет“. Давайте мы  лучше сделаем проект под новое строительство». Он  выслушал и  ответил примерно так: «Это мы  и  без тебя знаем, сами не  дураки. Спасибо за  помощь, до  свидания». И  как-то резко оборвал разговор. Так я  впервые столкнулся с  его  «жесткостью»,  о  которой много слышал от  людей, хорошо его знавших.   

Честно говоря, я  даже расстроился и  мучился несколько дней. «Как  же так,  — думалось мне  — правящий архиерей меня не  понял. Может, я  что-то не  так сказал?» 

«Я был одним из ульяновских предпринимателей, подвизавшихся в сфере строительства. Но как воцерковляющийся человек и православный христианин я старался помогать Симбирской епархии» Фото предоставлено Валерием Бересневым

Прошло какое-то время, и  я  снова столкнулся в  владыкой в  храме «Неопалимая Купина»  — он  приехал туда, чтобы отслужить литургию. Я  встречал его в  подряснике и  в  стихаре  — ведь в  богослужении я  участвовал фактически как иподьякон. И  он  в  очередной раз меня немного отругал, и  как будто опять ни  за  что. Я  еще не  понимал, что таков стиль его управления, что он  хорошо разбирается в  человеческой психологии и  может умело сменить кнут на  пряник, а  опалу  — на  расположение. 

Но  тогда я, конечно  же, совсем растерялся. И  на  встречу владыки с  православными предпринимателями Ульяновска, которая вскоре последовала, отправился уже без особого настроения. Все, кто там был, по  очереди представлялись правящему архиерею, а  меня, выходит, он  уже знал. Когда отзвучали все речи, владыка устремил свой взор на  меня и  вдруг говорит: «Я  вот смотрю на  Михаила Михайловича, и  думаю, что у  него нет никаких препятствий к  тому, чтобы в  будущем стать священником». Я, честно говоря, опять растерялся. Хотя я  и  алтарничал, но  делал это в  свободное от  работы время, и  никогда не  задумывался о  том, чтобы учиться в  семинарии. Тем более, что до  моего воцерковления всякое в  жизни случалось, и  девяностые годы в  Ульяновске мы  пережили… Однако эта новая встреча заставила меня забыть о  прежних переживаниях: мы  очень подробно обсудили  различные  строительные и  попечительские вопросы, и  даже снова затронули сферу личного: я  подробнее рассказал о  своей семье. С  тех пор мы  стали регулярно созваниваться, встречаться и, по  сути, сдружились. 

Владыка оказался очень яркой личностью, способной к  самым нестандартным решениям, и  это в  нем покоряло. Да, как перед архиереем мы  обязаны были перед ним смиряться, но  была в  нем сила, которая делала такое смирение естественным. Мы  склонялись не  столько перед его саном, сколько перед ним самим, перед его  неординарными  лидерскими качествами.

Но  самое судьбоносное случилось дальше. В  конце 2014 года у  меня тяжело заболел отец, и  в  начале 15-го умер от  онкологии. Однако еще раньше мы  успели выяснить, что мой отец служил вместе с  владыкой в  армии в  Ульяновске  — и  в  учебке, и  в  училище связи. Конечно, они помнили друг друга очень примерно, но  меня поразил сам факт, что они проходили срочную службу в  одно время и  в  одной и  той  же воинской части. Отец был для меня самым близким человеком и  во  многом примером, на  который я  равнялся. В  жизни ему тоже были свойственны лидерские качества, он  неоднократно назначался на  руководящую работу. 

Буквально на  следующий день после похорон мне позвонил владыка. Быть может, он  даже и  не  знал о  моем несчастье (я  ему сам ничего не  рассказывал), но  я  увидел в  его звонке Божий промысл. Он  сказал: «Михаил, завтра у  нас совещание с  губернатором, и  ты  должен пойти со  мной». Я  искренне удивился: «Зачем?» Владыка пояснил: «Ты  занимался обустройством парка у  кафедрального собора, а  сейчас на  повестке дня вторая очередь этого парка, и  ты  снова нужен. Плюс тебе предстоит как мирянину дать интервью от  лица симбирской епархии».   

Это был канун Рождества 2015 года. Я  приехал на  совещание, заставил себя взбодриться и  думать исключительно о  делах, и  после этой встречи мы  с  владыкой как-то еще стали ближе друг к  другу. Мы  взяли за  обыкновение встречаться уже очень часто, так что у  меня постепенно закралась мысль, что, вот, потеряв родного отца, я  почти тут  же нашел себе духовного отца и  наставника. Понятно, что родного отца никто не  заменит, но  во  многом владыка стал для меня духовным ориентиром, и  оставался таковым вплоть до  своей кончины. Иногда бывал крут и  строг  — во  много раз строже, чем родной отец, но  мне, который воцерковлялся и  искал себя долгие годы, это оказалось на  пользу. 

Символично, что само освящение  Спасо-Вознесенского кафедрального собора  состоялось в  мае, в  день рождения владыки Феофана, и  на  этот  же день (21  мая) выпал двунадесятый праздник Вознесения Господня, отмечаемый всегда на  40-й день после Пасхи Фото:  patriarchia.ru

«Владыка как  бы невзначай говорил: «Слушай, а  переезжай в  Казань!»

С  наступлением 15-го года мы  стали готовиться к  освящению и  торжественному открытию Спасо-Вознесенского кафедрального собора. Символично, что само освящение, на  которое из  Москвы прибыл Святейший патриарх Кирилл, состоялось в  мае, в  день рождения владыки Феофана, и  на  этот  же день (21  мая) выпал двунадесятый праздник Вознесения Господня, отмечаемый всегда на  40-й день после Пасхи. В  связи с  патриаршим визитом владыка снова подключил меня к  работе: требовалось взаимодействовать с  мэрией по  украшению города. 

Помню, в  эти подготовительные дни мне удалось быть у  владыки в  архиерейской резиденции по  текущим  делам, после чего мы  с  ним засиделись, стали о  жизни разговаривать, и  тогда я  решился спросить: «Владыка, а  почему вы  однажды сказали, что я  могу быть священником?» Он  откликнулся, как будто ждал моего вопроса: «Слушай, поступай на  заочное отделение в  семинарию, а  там жизнь покажет  — станешь или не  станешь. У  тебя какое образование?» А  у  меня, между прочим, два диплома высшей школы. Владыка, как это услышал, рукой махнул: «Ну, значит, тебе еще легче будет. Сейчас все решим». Тут  же достает телефон  — свою фирменную «раскладушку» с  кнопочками, и  кому-то начинает звонить. На  том конце линии отзываются, и  по  разговору я  постепенно понимаю, что он  беседует с  архимандритом Тихоном (Шевкуновым, тогдашним наместником Сретенского монастыря и  ректором Сретенской духовной семинарии, а  ныне митрополитом Псковским и  Порховским  —  прим. ред .). «У  меня друг из  Ульяновска хочет учиться в  семинарии»,  — объясняет владыка Феофан архимандриту. «Тебе сколько лет?»  — на  секунду обращается он  ко  мне. «Мне сорок, Владыка». «Да, да, ему сорок лет»,  — продолжает митрополит. Трубка в  его руках что-то шуршит в  ответ голосом ректора Сретенской семинарии, а  я  чувствую себя предельно неловко: на  моих глазах два очень важных и  значительных человека, принадлежащих к  высшему руководству Русской Православной церкви, обсуждают мою судьбу. Об  архимандрите Тихоне к  тому времени я  был наслышан, да  и  его книга «Несвятые святые» продавалась буквально в  каждой церковной лавке, и  была, что называется нарасхват. Но, слышу, бодрый тон владыки Феофана начинает постепенно угасать: Тихон (Шевкунов) сообщает ему, что в  Сретенской семинарии нет заочного отделения. «Ну  что  ж — говорит мне митрополит,  — сейчас не  срослось. Значит, подождем до  лета, а  там, глядишь, благословлю тебя поступать куда-нибудь в  Москву».       

На освящение собора в  Симбирск прибыл Патриарх Московский и  всея Руси Кирилл. Царила атмосфера большого праздника и  какой-то решающей победы, которую, мнилось, мы  одержали все вместе. Никто еще не  знал тогда, что владыку Феофана в  самом скором времени переведут в  Казань Фото:  patriarchia.ru

А  дальше события развивались стремительно  — для всех  нас. Подошел черед освящения Спасо-Вознесенского кафедрального собора, в  Симбирск прибыл Патриарх Московский и  всея Руси Кирилл. Царила атмосфера большого праздника и  какой-то решающей победы, которую, мнилось, мы  одержали все вместе. Никто еще не  знал тогда, что владыку Феофана в  самом скором времени переведут в  Казань. До  своего перевода он  успел освятить кресты и  купола Покровского храма, который мы  строили вместе с  единомышленниками. 

А  13  июля 2015 года грянуло постановление Священного Синода о  назначении владыки митрополитом Казанским и  Татарстанским. Не  скрою, мы  все очень расстроились. За  год с  небольшим он  настолько взбодрил симбирскую епархиальную жизнь, что там его до  сих пор вспоминают (даже забылась его чрезмерная строгость, на  которую многие в  свое время жаловались). 

Однако после отъезда владыки мы  с  ним не  потерялись, созванивались в  праздники и  просто  так. Он  периодически приглашал меня в  Казань, и  я  с  удовольствием откликался: приезжал иногда на  торжественные праздничные богослужения. После каждой такой литургии он  оставлял меня на  трапезу и  как  бы невзначай говорил: «Слушай, а  переезжай в  Казань!» Я  поначалу, разумеется, отнекивался: «Ну, как я  перееду, когда в  Ульяновске у  меня рабочий коллектив, свои контракты и  подрядчики? Вот если мне предложат в  Казани какую-нибудь работу, тогда, возможно, я  смогу тут и  корни пустить, и  свою семью перевезти». 

В  ноябре 15-го года на  самом высоком уровне вдруг решился вопрос о  воссоздании собора Казанской иконы Божией Матери. Владыка, рассказывая мне об  этом по  телефону, в  первый раз обмолвился: «Мне понадобится помощник здесь, на  строительстве храма. Возможно, я  предложу тебе приехать в  Казань» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Такое предложение бывает раз в  жизни, и  оно может оказаться судьбоносным»

В  ноябре 15-го года на  самом высоком уровне вдруг решился вопрос о  воссоздании собора Казанской иконы Божией Матери. С  началом следующего года стартовали проектные работы, весной на  объект вышли археологи, и  владыка, рассказывая мне об  этом по  телефону, в  первый раз обмолвился: «Мне понадобится помощник здесь, на  строительстве храма. Возможно, я  предложу тебе приехать в  Казань».

Ну  что  ж, поговорили и  опять на  какое-то время забыли об  этом. Между тем, я  держал в  голове напутствие митрополита получить заочное духовное образование. В  июле 16-го года мне довелось быть в  Казани: я  свиделся с  владыкой, заехал на  строительную площадку собора, и  затем, по  какому-то наитию, решил побывать в  Казанской духовной семинарии (КазДС). Про себя решил: «Владыке пока ничего говорить не  буду, подам документы и  попробую поступить сам». Так и  сделал. В  августе я  уже сдавал экзамены, а  в  Епархиальное управление специально не  заезжал, думал: «Сначала поступлю, а  потом скажу». 

Когда все экзамены благополучно остались позади, мне осталось лишь последнее испытание: собеседование с  ректором. Надо сказать, что ректором семинарии к  тому времени стал сам владыка, который вскоре после переезда в  Казань возглавил КазДС вместо игумена Евфимия (Моисеева, ныне главы Синодального миссионерского отдела РПЦ и  наместника Высоко-Петровского ставропигиального мужского монастыря в  Москве  —  прим. ред .). И  вот в  назначенный день у  дверей ректорского кабинета собрались очники и  заочники. Заходили внутрь по  очереди, отвечали на  обычные в  таких случаях вопросы о  себе, своей семье, читали наизусть один из  псалмов (чаще всего, 90-й или 50-й). Когда настал мой черед, и  я  шагнул через порог, в  глазах владыки отобразилось искреннее удивление. «Вот это  да! Как он  экзамены-то хоть сдал?»  — обратился он  к  сидящему здесь  же проректору Евфимию (Моисееву). «Все хорошо, даже отлично»,  — откликнулся отец Евфимий. «Ну, тогда этого точно берем»,  — заключил митрополит. И, уже обращаясь ко  мне, добавил: «Теперь ты  не  отвертишься! Ты  должен переезжать в  Казань!» «Я  думаю об  этом»,  — кивнул  я. Но  владыка был настроен решительно: «Нечего тут думать. Даю тебе два дня на  все раздумья. В  субботу жду тебя здесь. Хочешь  — приезжай вместе с  супругой».

Конечно, разговор с  женой вышел трудным, и  я  был заранее готов к  этому. «Какая Казань?! У  нас здесь дом, работа, у  детей  — школа и  детский сад!»  — возмущалась моя «половинка». «Наташа, такое предложение бывает раз в  жизни, и  оно может оказаться судьбоносным»,  — убеждал я  супругу. Кстати, так оно потом и  вышло: наша жизнь с  этого момента круто повернулась. В  Ульяновске не  все поначалу это восприняли: мои партнеры, контрагенты и  прочие были поражены не  меньше, чем моя жена. Но  в  итоге, трудное решение было принято: я  начал сдавать дела, связанные с  моей фирмой, разруливать вопросы и  рубить оставшиеся «хвосты». Что будет дальше, я  представлял смутно. Мы  вверяли свою судьбу владыке и  отправлялись навстречу неизвестности, то  есть  — в  Казань.

В  качестве главного объекта моих забот был определен строящийся собор Казанской иконы Божией Матери Фото предоставлено Валерием Бересневым

«Все пять лет моей работы в  Казанской епархии, проведенные под началом владыки, я  всегда ощущал его рядом»

Впрочем, митрополит позаботился о  том, чтобы подготовить для меня рабочее место. «Будешь моим помощником, берем тебя в  штат епархиального управления  — курировать все работы, связанные со  строительством Казанского собора»,  — так владыка заранее очертил круг моих задач. Когда после возвращения из  Ульяновска я  впервые пришел к  нему в  здание епархии, он  заговорил со  мной деловым тоном. «Михаил, сейчас ты  становишься моим подчиненным. Раньше мы  с  тобой были просто друзьями. Мы  и  сейчас остаемся друзьями. Но  как к  подчиненному я  буду предъявлять к  тебе требования, и  где-то тебе придется смиряться». Я  ответил: «Безусловно, владыка. Да, я  предприниматель, и  всю жизнь работал сам на  себя, а  сейчас у  меня впервые появляется руководитель. Но  я  человек церковный, а  вы  — не  просто мой начальник, но  и  духовное лицо, митрополит. Я  думаю, это поможет мне быстрее и  легче перестроиться». Кстати, так оно потом и  вышло, и  психологически это оказалось не  слишком тяжело.   

Все коммерческие контракты, заключенные мной в  Ульяновске, я, тем не  менее, исполнил. Переезд в  другой город произошел, слава Богу, практически безболезненно. Тем временем, в  Казани владыка меня со  всеми познакомил и  определил, как будет называться моя должность: главный инженер архитектурно-строительной комиссии Казанской епархии. Потом слова об  «архитектурно-строительной комиссии» как-то само собой выпали из  обихода (и  заодно из  моей трудовой книжки), и  митрополит Феофан повсюду представлял меня просто как главного инженера. По  роду своей деятельности с  2009 года я  занимался строительством и  реставрацией, так что в  этом не  было для меня ничего нового. Однако в  известном смысле все пришлось начинать с  нуля: все-таки я  приехал в  город, где у  меня на  первых порах не  было ни  знакомых строительных бригад, ни  монтажников, ни  архитекторов.

Разумеется, в  качестве главного объекта моих забот был определен строящийся собор Казанской иконы Божией Матери. Однако с  первых дней моей работы в  Казани стали поступать и  другие поручения. Так, в  первый официальный день на  новой работе владыка вывез меня в  Авиастроительный район города,  в  квартал, где вообще не  было православных храмов, показал участок в  чистом поле и  поставил задачу  — до  Нового года построить здесь небольшую деревянную церковь. «И  подумай, как сделать это бюджетно»,  — напутствовал он. 

Одним из  тех, кто помогал мне в  те  дни, был протоиерей Владимир Пономарев, председатель епархиальной архитектурно-строительной комиссии и  настоятель храма благоверного князя Александра Невского. Он  свел меня с  нужными людьми, и  мы  подготовили эскизный проект будущего храма  — каркасной постройки на  150  «квадратов» с  утеплителем и  электрокотлом. Задача была выполнена: церковь (вплоть до  иконостаса и  внутреннего убранства) возвели к  Новому 2017 году, и  первая служба там прошла аккурат в  Рождество. 

После этого владыка стал давать мне еще больше поручений: тут и  комплексная программа «Остров-град Свияжск», и  другие объекты, которые уже были в  работе. Плюс надзирать за  работами по  Казанскому собору мне приходилось практически в  ежедневном режиме. «О  сложных ситуациях мне докладывай, сам решения не  принимай»,  — подчеркивал владыка. И  действительно, он  всегда держал руку на  пульсе. Обыкновенно митрополит звонил мне утром и  вечером, независимо от  того, какой это был день недели, будни или выходные. Но  мог звонить и  несколько раз на  дню, если возникали срочные задачи. Даже если он  был за  границей, даже если он  приболел  — он  никогда не  изменял своему обыкновению «быть на  связи». Утром я  ему докладывал о  своих планах, а  вечером  — какие задачи и  поручения удалось выполнить. Случалось, и  я  ему звонил напрямую, если это требовалось. Таким образом, все пять лет моей работы в  Казанской епархии, проведенные под началом владыки, я  всегда ощущал его рядом. И  всегда подспудно я  волновался, боялся его подвести, с  чем-то не  справиться, и  поэтому молился особенно горячо. 

Отношения между Минтимером Шаймиевым и  владыкой с  самого начала сложились довольно доверительные, хотя случались моменты, когда  доходило дело до  дружеских споров Фото: shaimiev.tatarstan.ru

«С  участием Шаймиева и  владыки наши обыденные «планерки» как  бы преображались в  дипломатические рауты»

Известно, что реставрация Свияжска финансировалась за  счет республиканского фонда «Возрождение», который возглавляет первый президент РТ  Минтимер Шаймиев. Отношения между ним и  владыкой с  самого начала сложились довольно доверительные, хотя случались моменты, когда  доходило дело до  дружеских споров.  Особенно, когда фонд «Возрождение» активно включился в  воссоздание Казанского собора. владыка строго  ориентировался на  каноны Церкви, а  Минтимер Шарипович, как мы  понимали, апеллировал к  понятию «воссоздание» и  к  своему опыту. 

Однако Владыка, по  своему обыкновению, все острые углы дипломатично сглаживал. Еще до  визита Святейшего Патриарха Кирилла в  Казань ( на  закладку собора в  июле 2016 года  — прим. ред. ) владыка Феофан провел беседу с  Шаймиевым и  откровенно сказал ему: «Минтимер Шарипович, мы  не  хотим быть простыми наблюдателями процесса восстановления собора  — мы  хотим, чтобы Казанская епархия своими силами сделала иконостасы и  часть убранства алтаря». Шаймиев пытался от  этого отговорить, указывал, что это очень сложно и  дорого, но  владыка настоял, а  Патриарх Московский и  всея Руси Кирилл во  время своего пребывания в  столице Татарстана благословил это начинание.

Случалось, что при строительстве собора возникали препятствия, которые мне казались непреодолимыми. Но  каждый раз, когда я  обсуждал эти проблемы с  владыкой  — по  телефону или при личной встрече, я  всегда поражался, как хладнокровно и  мудро умеет он  их  решать. 

Митрополит принял историческое решение  — изготовить соборный иконостас в  соответствие с  первоначальным замыслом  — из  двух видов мрамора, с  бронзой, с  резным и  золоченым декором Фото: «БИЗНЕС Online»

Кстати, иконостасы, согласно историческому проекту русского архитектора Ивана Старова, по  которому в  начале  XIX  века строился первый храм (впоследствии разрушенный большевиками), должны были быть выполнены как мраморные с  бронзой, с  резным декором и  с  позолотой. Но  зодчие позапрошлого века, видимо, сочли, что это слишком дорого для Казани, и  в  итоге изготовили резной иконостас с  писаными иконами. Исходя из  этого, владыка поначалу поручил проектировать деревянный резной иконостас. Но, когда мы  посмотрели аналоги в  Александро-Невской лавре, также выполненные по  проекту Старова, и  изучили архивные материалы, митрополит принял историческое решение  — изготовить соборный иконостас в  соответствие с  первоначальным замыслом  — из  двух видов мрамора, с  бронзой, с  резным и  золоченым декором. Понятно, что иконография при этом не  претерпела изменений  — она предусматривалась именно та, что бытовала в  храме исторически.

К  работам на  иконостасах мы  привлекли мастеров из  Ессетуков, Казани и  из  Палеха. Иконописцев призвали из  Ставрополя (с  которым у  владыки сохранялись тесные связи), а  также из  Москвы, Петербурга и  опять-таки самой Казани. Рабочие совещания у  нас проводились каждую среду, и  примерно раз в  месяц (а  потом чуть пореже) в  наших заседаниях участвовали Минтимер Шарипович Шаймиев и  владыка. Это всегда было интересно наблюдать: как эти два масштабных человека, относившиеся друг к  другу с  особым уважением, обсуждают сложные моменты, которые у  рабочей группы (архитекторов, искусствоведов, художников) обычно вызывали споры. Наши обыденные «планерки» как  бы преображались в  дипломатические рауты, и  мы  только диву давались, как искусно и  бережно все решалось. 

Если владыка не  был в  отъезде, он  каждый свой рабочий день в  Казани начинал с  посещения «объекта», то  есть строительной площадки Фото:  shaimiev.tatarstan.ru

Замечу, что, если владыка не  был в  отъезде, он  каждый свой рабочий день в  Казани начинал с  посещения «объекта», то  есть строительной площадки. А  после совещаний, о  которых я  уже упоминал, мы  каждый раз устраивали чаепития в  трапезной Богородицкого монастыря. Если владыка задерживался и  оставался с  нами, это был подлинный праздник, поскольку он  всегда о  чем-то интересном рассказывал. И  вся наша команда, занимавшаяся воссозданием Казанского собора, затаив дыхание, его слушала. Он  часто вспоминал о  своих странствиях по  миру, о  трагедиях 1993-го года и  Беслана, о  своих незабываемых встречах. Мне врезалось в  память, что, когда владыка проходил послушание в  Русской духовной миссии в  Иерусалиме, он  познакомился с  выдающимся  советским композитором Яном Френкелем, автором музыки к  множеству замечательных песен, в  том числе  — к  «Русскому полю». Знакомство было приятным  — ведь эта песня у  владыки была одна из  самых любимых. И  я, придя вечером домой после чаепития, неожиданно для самого себя включил запись, на  которой Френкель задумчивым тихим голосом поет: «Сколько дорог прошагать мне пришлось. …Здравствуй, русское поле. Я  твой тонкий колосок», и  поразился проникновенности этой композиции, написанной когда-то для советской кинематографической саги о  «приключениях неуловимых». С  тех пор эта песня запала мне в  душу.

Кстати, работая с  владыкой, я  не  уставал поражаться его умению разбираться в  людях. Бывало, когда приходил человек с  предложением что-то сделать для нас, или  же кого-то рекомендовали нам в  помощники, Владыка буквально, как рентгеном, был способен увидеть новичка насквозь. И  иногда, чуть только за  гостем закрывалась дверь, выносил вердикт: «Нет, мы  с  ним работать не  будем». Я  удивлялся: «Почему?». Владыка, не  вдаваясь в  объяснения, ограничивался короткой репликой: «Подожди  — сам увидишь». И  действительно  — потом оказывалось, что эти люди не  самым хорошим образом зарекомендовали себя или кого-то подвели. Не  знаю, можно  ли это назвать духовным зрением, но  однозначно сказывался колоссальный жизненный опыт владыки.

Последний раз мне довелось увидеться с  Владыкой Феофаном, когда он  служил свою последнюю литургию в  земной жизни  — 4  ноября 2020 года, на  праздник Казанской иконы Божией Матери Фото: «БИЗНЕС Online»

«Он  никогда не  жаловался нам на  свое здоровье, и  в  тот раз ни  намеком не  дал понять, что заболел»

Последний раз мне довелось увидеться с  Владыкой Феофаном, когда он  служил свою последнюю литургию в  земной жизни  — 4  ноября 2020 года, на  праздник Казанской иконы Божией Матери. Служба проходила на  территории Богородицкого монастыря, рядом с  воссоздаваемым собором. И  в  своей проповеди владыка много говорил о  строительстве, а  рядом, как весомое доказательство его слов, синели купола практически готового храма. Сразу после этого он  уехал к  себе на  родину в  Курскую область, по  дороге завернул в  свое любимое Дивеево, но  мы  все равно периодически созванивались. У  нас как раз начались работы по  облицовке иконостаса мрамором (который для нас делали греческие друзья владыки на  Кавказе), и  почти одновременно (числа 12-13) нам доставили колонны для иконостасов. Я  отправлял фотографии колонн на  владыкин «ватсап», а  он  в  ответ беспокоился: «Сколько отгрузили? Пересчитай». То  есть, до  последнего, пока были силы, он  интересовался происходящим «на  соборе». Хотя, когда я  разговаривал с  ним по  телефону 12  ноября, я  обратил внимание на  его хриплый голос. При этом он  никогда не  жаловался нам на  свое здоровье, да  и  в  тот раз ни  намеком не  дал понять, что заболел. Во  время последнего нашего разговора (примерно 15  ноября) речь, помню, снова зашла об  иконостасе, и  он  в  очередной раз подробно меня расспрашивал. 18  ноября я, наконец, узнал, что владыка в  больнице, а  всего через два дня пришла трагическая весть. 

Я  находился в  тот момент рядом с  отцом Владимиром Самойленко, епархиальным секретарем (ныне ректор Казанской духовной семинарии  —  прим. ред .). Было утро, мы  только подъехали на  работу. Раздался звонок из  Москвы, отец Владимир выслушал, положил трубку и  сообщил то, что прозвучало, как гром среди ясного неба: «Владыка умер». 

Святейший Патриарх Кирилл сам определил, где находиться некрополю Феофана — за  алтарем Казанского собора, рядом с  местом явления Богородицы и  обретения чудотворной иконы Фото: «БИЗНЕС Online»

Для церемонии погребения владыки Феофана был создан оргкомитет, в  котором я  тоже принимал участие. Обсуждалось место его упокоения  — власти республики предложили Аллею Славы. Однако Святейший Патриарх Кирилл сам определил, где находиться некрополю  — за  алтарем Казанского собора, рядом с  местом явления Богородицы и  обретения чудотворной иконы,  — и  настоял на  своем.

Похороны владыки запомнились мне буквально по  минутам: я  понимал, что теряю очень близкого мне человека, который перевернул всю мою жизнь. Что касается Казанского собора, то  могу поручиться, что в  конечном итоге он  был воссоздан в  том виде, в  котором был утрачен  — буквально сантиметр к  сантиметру. И  совершенно справедливо, что в  юго-западном пространстве соборного пещерного храма нашлось место для небольшой экспозиции памяти митрополита Феофана: за  стеклом хранятся его клобук, посох (как символ архиерейской власти), панагия и  нагрудный крест, который он  чаще всего носил. На  стене рядом с  витриной можно увидеть икону Феофана Исповедника, которую владыка получил некогда при монашеском постриге в  Троице-Сергиевой Лавре. Есть и  стенд, на  котором представлены несколько государственных и  церковных наград владыки, а  также его письмо от  20  октября 2015 года на  имя президента Татарстана с  просьбой о  восстановлении собора. 

«У меня от владыки осталась строительная каска с надписью «Митрополит Феофан» — в ней он обычно инспектировал ход наших работ. Я хотел отдать каску для экспозиции, но из-за ограниченности пространства ее не приняли. Так она пока и лежит у меня в кабинете, и напоминает о дорогом мне человеке» Фото:  shaimiev.tatarstan.ru

А  лично у  меня от  владыки осталась строительная каска с  надписью «Митрополит Феофан»  — в  ней он  обычно инспектировал ход наших работ. Я  хотел отдать каску для экспозиции, но  из-за ограниченности пространства ее  не  приняли. Так она пока и  лежит у  меня в  кабинете, и  напоминает о  дорогом мне человеке. 

P.S. Ознакомиться с  превью книги «Родина у  нас одна»: Митрополит Казанский и  Татарстанский Феофан (Ашурков)» и  приобрести ее  через интернет можно на  сайте издательства Московской Патриархии.

Валерий Береснев

Последние новости

На детский турнир по теннису в Лениногорск приехали 48 теннисистов из 15 городов России

В Лениногорске прошёл детский турнир по теннису памяти Сергея Кандаурова Этот турнир проходит в Теннис-холле Лениногорска уже третий год подряд.

В Лениногорске прошёл фестиваль беременных и розыгрыш детской коляски

во Дворце бракосочетаний г.Лениногорска, в преддверии Всероссийского Дня беременных, который отмечается 7 апреля, состоялся Фестиваль беременных – «Мы ждем Аиста».

В Лениногорске школьники убрались на территории памятника герою гражданской войны

Юнармейцы, волонтеры и участники «Движения первых» школы № 4» вместе с активистами-ветеранами одними из первых вышли на субботние в Лениногорске и очистили от зимнего мусора площадку у памятника комиссара,

На улицах Лениногорска начался ямочный ремонт

Как обычно по весне открывшиеся от льда дороги в в нелучшем состоянии. в частности аварийные ямы появились на улице Степная.

На этом сайте вы сможете узнать актуальные данные о погоде в Ишиме, включая прогнозы на ближайшие дни и часы

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Ваш email не публикуется. Обязательные поля отмечены *