Взятки сводят с ума

Открывая социологические исследования, мы раз за разом обнаруживаем, что в бытовую коррупцию вовлечено, то чуть менее, то заметно больше половины активного населения России. Прислушиваясь к комментариям, мы понимаем, что все эти вовлеченные прекрасно осведомлены не только об уголовной ответственности, но и признают коррупцию грехом, этической низостью.

Возникает логичный вопрос, как же человеческому сознанию удается так легко находить оправдание своему участию в столь позорном и опасном мероприятии? Об этом пишет Аркадий Смолин, собственный корреспондент РАПСИ

Единого ответа на него нет до сих пор. Зато есть основания подозревать, что разгадка именно этой задачи поможет вплотную приблизиться к пониманию причины непобедимости коррупции.

Возможно, коррупция — это неотделимая часть человеческой природы, как любовь, смех, шизофрения и  прокрастинация ? Возможно, коррупция — одна из тех вещей, что отличает нас от других биологических видов? То есть, все дело в генах?

Излюбленной темой интеллектуалов испокон веков была проблема свободы воли человека, пока во второй половине ХХ века из новостей биологии и генной инженерии им не открылась шокирующая весть о существовании Чужого внутри себя.

Появление одноименного фильма в 1979 году стало лишь оптимистической иллюстрацией многочисленных фактов, как паразиты даже собственные гены вынуждали своих носителей совершать бессмысленные поступки, поначалу кажущиеся самим жертвам предельно рациональными.

В чем же тогда оптимизм иллюстрации? Хотя бы в том, что в реальности убийцы свободной воли вовсе не торопятся покинуть человеческие тела.

Читатели СМИ любят безумные истории про то как тихий «ботаник» без всякой причины расстрелял половину своих одноклассников, или как сорокалетний материально обеспеченный клерк, добрый семьянин и отец троих детей, неожиданно избив коллегу на работе, сбежал с кассой.

Именно с такой истории начинается курс нейробиолога Роберта Сапольски, который рассказывает вовсе не о психопатии, кризисе среднего возраста, не о вездесущих щупальцах мафии, а только о мутациях гена, который и стал единственной причиной самоубийственного поступка.

Кризис коррупционеров

Столкновение диких требований генов с цивилизованным сознанием все чаще приводит к критическому состоянию психики человека. Последствием чего становится целый букет психических заболеваний коррупционеров.

Только за последний год можно припомнить несколько громких случаев.

Член палаты представителей Конгресса США от штата Иллинойс Джесси Джексон-младший в начале этого года был вынужден уйти в отставку. И вовсе не из-за предъявленных ему обвинений в принятии взятки от экс-губернатора Рода Благоевича за место Барака Обамы в сенате. Официальной причиной стало лечение от биполярного расстройства — психологического состояния, для которого характерны экстремальные перепады настроения.

Очень похожая история параллельно развивалась в России. 29 марта этого года Тверской районный суд направил бывшего директора ЕБРР от РФ, Белоруссии и Таджикистана в совете директоров Елену Котову на обследование в психиатрический стационар. По версии следствия, она гарантировала представителям канадской нефтегазовой компании положительный ответ по кредиту в обмен на 1,42 миллиона долларов.

После предъявления ей обвинений выяснилось, что Котова имеет на руках медицинские документы, свидетельствующие о наличии у нее психического заболевания.

Наконец, почти незаметной (возможно, в силу обыденности явления) прошла новость о самоубийстве анонимного обвиняемого в краже и даче взятки. 12 апреля этого года он был найден повешенным в камере отделения судебно-психиатрической экспертизы Иркутского областного психоневрологического диспансера, расположенной в СИЗО. Надо заметить, что тяга к самоубийству является признаком депрессивных, шизофренических и параноидальных состояний.

В частности, признаком реактивного параноида. Это психопатологическое состояние уже стало нормой для коррупционеров после предъявления им обвинений. Возникает оно обычно сразу следом за арестом. Больные защищаются от мнимых преследователей, становятся беспокойными, иногда агрессивными. Возможен бред внешнего воздействия, бывшим взяточникам кажется, что их постоянно контролировали, кто-то оказывает влияние на них со стороны.

Наиболее опасным сочетанием для психики, как показывают исследования, является сочетание приверженности к коррупции и работы на чиновничьей или политической должности. В частности, доктор Эшли Вайнберг, старший преподаватель психологии британского University of Salford, в этой связи убежден, что политики должны регулярно проверять свое психологическое здоровье.

Уже сегодня, по данным газеты The Guardian, около 40% британских депутатов вынуждены пользоваться помощью психиатров в связи с тем моральным давлением, которое им приходится переживать на работе. Ведь они часто вынуждены принимать «болезненные решения», создающие финансовые трудности для некоторых частей населения. Такие, например, как определение уровня пособий, приоритетов здравоохранения, и прочие социальные вопросы, на выбор решения которых в России еще недавно было принято влиять при помощи взяток.

«Такого рода беспокойства, с течением времени, грозят стать симптомами депрессии, и люди могут почувствовать, что они уже неспособны принимать самостоятельные решения», — утверждает психолог. В переводе на российские реалии, это, видимо, должно означать, что впавшему в депрессию чиновнику остается ориентироваться на сумму поощрения, когда уже не осталось никаких сил на вынесение профессионального вердикта.

Схожего мнения придерживается и Валентина Гуриевская, доцент кафедры парламентаризма Национальной академии государственного управления при президенте Украины. «Дают — значит ценят. И чем выше цена, тем больше ценят», — объясняет она, как взятка может помочь чиновнику справиться с неуверенностью в себе.

Это крайне важный момент для российских реалий. В апреле этого года вице-премьер Ольга Голодец отметила наличие в России проблемы отсутствия четких определений параметров той или иной современной профессии.

А когда не очень понятны критерии соответствия занимаемой должности, едва ли ни единственной возможностью подтвердить хотя бы самому себе собственную компетенцию и профессионализм для многих является чье-нибудь предложение решить вопрос неформально. В переводе на язык психологии оно означает признание способностей именно этой персоны, а также наличия у оной достаточной власти решить вопрос.

Получив удовлетворение от признания своей власти и способностей, взяточник, конечно, испытывает определенные угрызения совести за совершение публично осуждаемого проступка. Ведь он в любую минуту рискует стать «изгоем», каждая взятка несет в себе риск потери всего достигнутого. Коррупционер постоянно находится в шизофреническом состоянии, где испытываемое чувство вины не позволяет полноценно ощущать эмоции радости и удовлетворения.

Три стадии коррупционной болезни

В психиатрии подобно изучены такие состояния. В научных исследованиях можно обнаружить описание трех этапов развития психической болезни, характерной для коррупционеров.

Пока еще она не имеет общепризнанного названия, однако принято считать, что по природе своей это аддиктивное поведение. Суть его заключается в стремлении изменить свое психическое состояние посредством приема некоторых веществ или фиксацией внимания на определенных предметах или видах деятельности. Другими словами, искать в любом событии повод для мзды.

На первом этапе коррупционеры еще сохраняют способность произвольно регулировать свое поведение. Получение неправедного дохода является лишь средством выбора для достижения эмоционально комфортного состояния. Иначе говоря, на этом этапе коррупция выступает лишь простейшим путем для самоутверждения.

Второй этап развития зависимости болезни характеризуется привыканием или ростом толерантности к совершаемому проступку. В описании психолога Ольги Леоновой это означает «приглушение вегетативных реакций страха, снижение мер предосторожности при осуществлении деликта (правонарушения), притупление эмоционального эффекта, появление биоритма — серийности или сезонности».

Наконец, для третьего этапа развития зависимости характерно появление влечения к реализации патологической активности (чему многие из нас могли быть свидетелями во время обучения в вузах или, например, при столкновении с полицией, особенно дорожной). Кроме того, рационализация влечения ведет к появлению иных, неадекватных, мотивов для вымогательства взятки — среди которых большую роль играет месть по самым неожиданным поводам. В этот период иногда отмечаются явления диссоциации. То есть, формирование расстройства личности, характеризующееся игнорированием социальных норм.

Главными признаками диссоциации считаются: равнодушие к чувствам других; грубая и стойкая позиция безответственности и пренебрежения социальными правилами и обязанностями; крайне низкая способность выдерживать фрустрацию, а также низкий порог разряда агрессии; неспособность испытывать чувство вины; выраженная склонность обвинять окружающих или выдвигать благовидные объяснения своему поведению.

Для последнего этапа (психологи называют его «этап личностного оскудения») характерно избыточное прибегание к аддиктивной активности — то есть «уходу» от объективной реальности, которая человека не устраивает. В этом состоянии у человека возникает иллюзия контроля, комфорта и совершенства. Жизнь вне реализации привычки воспринимается как серая и неинтересная.

Наказание излечением

Наиболее наглядным доказательством психопатологической природы коррупционного поведения может служить явление, получившее название «китайская пирамида». В Китае, где действует смертная казнь за коррупцию, из года в год расстреливают все больше людей.

Известный экономист Александр Аузан считает, что такая парадоксальная ситуация объясняется тем, что в некоторых видах деятельности, включая коррупцию, доход прямо зависит от уровня риска: чем выше риск, тем выше доход. Поэтому ужесточение репрессивных норм при игнорировании потребности в психиатрической терапии может являться лишь возбуждающим фактором для одержимых персон. То есть прямолинейная борьба с коррупцией топорными методами лишь стимулирует ее приверженцев самоутвердиться в своей смелости, хитрости и самодостаточности.

Самое неприятное, что коррупция, похоже, не только трудноизлечимая, но и заразная болезнь. В 2009 году американские социологи Джеймс Фаулер и Николас Кристакис выпустили книгу «Связанные одной сетью», в которой подвели итог своим многолетним исследованиям. Они выдвинули гипотезу, что механизмы влияния людей друг на друга действуют на уровне подсознательных представлений о норме и поведенческих сигналов, которыми мы обмениваемся.

Например, понаблюдав некоторое время за прожорливыми людьми, испытуемые с нормальным аппетитом старались есть больше обычного. Судя по всему, на инстинктивном уровне они принимали поведение окружающих за норму, которой следует соответствовать. Схожий эффект наблюдался в отношении роста агрессивности: чем чаще люди становились свидетелями открытых конфликтов, тем более меньше усилий они прилагали для контроля за собственным раздражением.

Ученые полагают, что ответственными за передачу состояний могут быть «зеркальные нейроны»: клетки мозга, которые побуждают нас автоматически копировать действия и эмоции окружающих. Однако гораздо интереснее тот факт, что эта теория может служить объяснением вирусного распространения коррупционного поведения в определенных сообществах и структурах.

Ну что ж, если тяга к коррупции, действительно, связана с психическими отклонениями, запугивать взяточников новыми карами — занятие довольно бесперспективное. Страх расплаты лишь усугубит комплексы такого человека, и компенсацией за новые мучения, единственной возможностью как-то справиться со стрессом останется лишь повышение дозы — увеличение объема или частоты истребований взяток.

Возможно, имеет смысл воспользоваться советом Эшли Вайнберг в отношении введения регулярной практики принудительной проверки психологического состояния политиков, чиновников и служащих других ответственных и коррупциоемких сфер деятельности.