Павел Шмаков: «Экзамен — на ноль баллов, но рядом квитанция на 180 тысяч рублей. И ребенок учится!»

«Звонит мне глава силового подразделения в  одном из  районов и  говорит: «Возьми [в школу] сынишку моего соседа по  даче. Смышленый мальчишка!» Я отвечаю: «Так вы  хоть ребенка мне приведите…» И  дальше фантастический ответ: «Зачем? Я  же вам представился»,  — разводит руками директор казанской школы «СОЛнЦЕ» Павел Шмаков. В  ходе интернет-конференции с  читателями «БИЗНЕС Online» известный педагог ответил на  самые болезненные вопросы  — о  семейном образовании, ЛГБТ-детях, буллинге и  «больном» высшем образовании.

Павел Шмаков:  «Наша школа растит мастеров. И  вот это главное. Если мы  видим какой-то намёк на  мастерство, стремление к  мастерству  — вот это наш ребенок» Фото:  Оксана Король

—  Павел Анатольевич, наш читатель Люция спрашивает: « Вы  планировали открыть начальную школу в  СОЛнЦЕ, удалось  ли это сделать?  Какие „вступительные“ экзамены для первоклашек? Есть  ли продленка, сколько это стоит? Сколько сегодня детей в  вашей школе ?»

—  Начну с  конца вопроса. Если считать с  пятого класса, то  учеников в  школе 160-170 и  даже 180, может быть. Считаю с  пятого класса потому, что школа лицензирована и  аккредитована с  пятого класса. Почему не  называю точное число? Потому что всегда есть вольнослушатели. Это ребята, которые сдали какой-нибудь один экзамен (у  нас поступление по  экзаменам), мы  приглашаем их  и  дальше смотрим. Если у  них всё нормально пошло, то  мы  их  зачисляем. Не  обязательно сдать все экзамены, ребенок должен проявиться хоть в  чем-нибудь: либо он  чемпион по  шахматам, либо на  предметной олимпиаде участвовал, либо экзамен очень хорошо сдал. Есть такой красивый принцип: в  России всегда очень ценили мастеров  — Данила-мастер, Левша, который блоху подковал. Так  же было в  дореволюционной школе. Сегодня школа другая. Она неплохая, но  другая. В  современной школе ценят крепкого четверошника, мастер сегодня не  обязателен. А  кто такой мастер? Он  может быть гением программирования, но  по  русскому делает ошибки. Я  не  за  то, чтобы делать ошибки, но  мастерство  — это важнее. В  мире не  совсем так    — там ценят профессионала. Это тоже хорошее понятие: это человек, который честно и  стабильно делает свою работу. Но  это не  наше. Если уж  поэт, то  Пушкин… А  школа, к  сожалению, ценит четверошника  — пятерошника, лишь  бы троек не  было. Но  тройка  — это не  страшно, важнее другое  — чтобы у  человека хотя  бы одна настоящая пятёрка была. Хотя  бы по  физкультуре.

Наша школа растит мастеров. И  вот это главное. Если мы  видим какой-то намёк на  мастерство, стремление к  мастерству  — вот это наш ребенок. Нам не  нужен ровный четверошник, потому что для нас главное  — мастерство. Главное  — найти в  ребёнке талант, а  он  есть в  каждом.

Это я  объяснил, почему 160  — 180.   И  есть число официально зачисленных. При этом всегда есть 5-25 слушателей. Мы  ждем, чтобы в  ребенке хоть что-то проявилось, и  для этого проводим прием 9 раз в  год.

—  Но  почему так много  — 9 раз?

—  Чтобы ребенок мог прийти еще раз через месяц, а  потом еще через месяц. Это в  обычной школе сразу ставят клеймо: не  сдал экзамен  — не  годен.

—  Если таланта нет, то  через месяц он  не  появится.

—  У  всех есть, просто искать надо. Мы  ищем проблеск чего-нибудь и  как только находим  — мы  с  ним работаем. Потому и  экзамены 9 раз в  год. Мой учитель Александр Наумович Тубельский говорил, что ребенок должен расти не  над ФГОСами, не  над какой-то стандартной планкой, а  над самим собой. Если ребенок завтра будет лучше, чем сегодня,  — вот это то, что надо. И  постепенно такой ребенок добьется любого высокого уровня. Это про старшие классы.

«Нам не  нужен ровный червёрошник, потому что для нас главное  — мастерство. Главное  — найти в  ребёнке талант, а  он  есть в  каждом» Фото: president.tatarstan.ru

—  А  начальная школа у  вас есть?

—  Начальная школа у  нас есть, но  она очень хитро построена. Законно, но  хитро. Дело в  том, что у  нашей школы есть громадная проблема, которая никогда не  решится,  — нет большого двора при школе. Такая проблема у  всех школ в  центре города, и  все они формально не  совсем законны.

—  То  есть стандарт не  выполнен, если нет пришкольного двора для занятия физкультурой?

—  Да, но  у  нас рядом парк «Черное озеро», где можно заниматься физкультурой в  любое время года. Старшая  школа у  нас открыта  — помогли мэр Казани и  президент республики, за  что им  спасибо. А  для младших школьников более жесткие требования  — у  них должно быть место для прогулок. Но  поскольку у  родителей просто гигантское желание заниматься с  нашими учителями,   мы  придумали вполне законную форму: младшие дети находятся на  семейном обучении, а  мы  ведем у  них кружки. Вся оплата идет через счет школы, никаких наличных денег  нет. Берем мы  мало, а  называть суммы я  считаю неприличным. 

—  Принимаете детей с  первого класса?

—  Мы  даже с  пятилетними занимаемся. На  формальном языке это называется уход и  присмотр.

—  Учащиеся начальной школы учатся на  дому, а  у  вас только в  кружках занимаются?

—  Нет, они фактически учатся у  нас, а  ответственность за  них несут родители. Семейное обучение допускается законом «Об  образовании». У  нас есть одно маленькое, но  концептуальное исключение: среди разных кружков  — вязание, танцы, математика, химия  —  нет одного, который есть во  всех школах,  — нет кружка окружающего мира. Я  считаю, что это предмет искусственный. В  школе два искусственных предмета, один из  них  — окружающий мир, который составлен из  кусочков истории, географии, биологии. Но  у  нас нет докторов окружающего мира, а  вот доктора биологии и  химии есть. Поэтому мы  настоящие науки ведем  — аккуратно, не  спеша, с  учетом возраста, а  сборную солянку не  ведем. У  нас не  одна учительница на  всё, а  есть мастера по  всем предметам. А  в  старших классах искусственный предмет  — обществознание. Специалисты называют его братской могилой нескольких наук  — социология, экономика, право. Эти предметы должны быть в  школе, но  не  в  таком виде. Но  здесь мы  ничего изменить не  можем  — это ФГОС, экзамен.

В  целом у  нас в  школе около 200 детей. А  вообще в  год через школу проходят тысячи детей, кто-то из  них остается.

Мы  открыты всегда. В  школу можно прийти и  в  7 вечера. Когда Ильсур Раисович Метшин приглашал меня в  Казань из  Финляндии, сказал: «Давайте я  буду золотой рыбкой и  исполню одно ваше желание, если смогу». Я  попросил маленький интернатик, чтобы детишки из  деревень могли у  нас учиться. И  у  нас сегодня есть интернат на  10-15 мест.

«Когда Ильсур Раисович Метшин приглашал меня в  Казань из  Финляндии, сказал: «Давайте я  буду золотой рыбкой и  исполню одно ваше желание, если смогу». Я  попросил маленький интернатик, чтобы детишки из  деревень могли у  нас учиться. И  у  нас сегодня есть интернат на  10  — 15 мест» Фото: kzn.ru

—  В  других городах Татарстана будут филиалы вашей школы?

—  Будут, но  не  филиалы, а  самостоятельные школы  — в  Альметьевске, Нижнекамске и  Набережных Челнах. Нам всем очень повезло с  мэром и  президентом, а  вот на  среднем уровне много недоброжелателей у  всего прогрессивного и  инновационного. По  поводу школы есть два поручения президента РТ, но  дело идет фантастически медленно! Идет громадное сопротивление на  разных этажах. На  первых порах созванивались Ильсур Раисович с  Айдаром Раисовичем, когда он  был мэром Нижнекамска. Потом мы  разговаривали с  Муллиным, поехали в  Альметьевск. Через полгода переговоров, наконец, встречаемся с  мэром Челнов. В  Альметьевске мы  обсуждали конкретные здания для школы. Уперлись в  вопрос  — с  чего начать? Я  знаю, с  чего начинать любую школу  — с  туалетов, они должны быть хорошими, с  кабинками. Пообещали через полгода сделать. Да, вопрос школы движется, но  очень медленно и  трудно.

—  А  в  Нижнекамске здание школы предоставили?

—  Нам на  выбор дали три старых здания, одно из  них мы  выбрали. Только мы  провели встречи с  родителями, обсудили разные вопросы, нам сообщают, что здание занято под другие нужды… Обещали еще одно здание. Не  отказывают, но  дела идут медленно.

—  То  есть дело в  ремонте?

—  Не  в  ремонте, а  в  поддержке. А  родителям и  детям это надо, их  уже порядка 100-150 человек, 30-40 из  них готовы прийти в  школу хоть завтра. В  первый год в  Казани у  нас в  школе было 83 человека. В  Казани под школу СОлНЦЕ дали крохотное здание с  проваливающимися полами, а  через 6 лет мы  построили новое здание. Но  Казань  — это мой родной город, я  здесь живу, а  в  Нижнекамск приезжаю раз в  месяц, поэтому там всё медленнее.

—  Здание, дети  — это одно, а  как с  учителями?

—  Учителей мы  ищем. Нашли человек 10, которые согласны работать, из  них человек 4-5 готовы уйти из  своей школы и  начинать работать у  нас, человек 6-8 готовы работать в  зависимости от  того, где будет здание школы.

«В  первый год в  Казани у  нас в  школе было 83 человека. В  Казани под школу СОлНЦЕ дали крохотное здание с  проваливающимися полами, а  через 6 лет мы  построили новое здание» Фото:  president.tatarstan.ru

—  Вы  этих учителей будете тестировать? Вам ведь нужны особые преподаватели.

—  Дело не  в  тестировании, а  в  поддержке. Должен быть какой-нибудь чиновник, которому это сильно надо. В  Казани эту роль исполняет  мэр. Наш мэр попросил руководителя исполкома Нижнекамска, и  Муллин немного помогает.    

—  Я  всё-таки об  учителях хочу уточнить. А  вдруг те, кто изъявил желание работать у  вас, вам не  подходят?

—  Мы  разговаривали с  ними несколько раз, я  собрал о  них резюме, узнал, что о  них говорят ученики. Несколько подходящих человек есть, пока еще недостаточно. Если  бы была реальная поддержка и  помощь, нам помогли  бы с  кадрами. А  пока все кадры  — в  «Адымнар». Нам нужен человек, который реально горит этим делом. В  Нижнекамске я  нашел фантастического учителя  — Джамиля Гасимовича Газизова. Он  историк-археолог, но  он  не  организатор. Он  блестяще работает с  детьми, у  него есть несколько учеников  — молодых учителей. И  таких людей несколько, но  пока недостаточно. Нужна реальная поддержка гороно.     

  — Какой должен быть штат школы, чтобы ее  разрешили открыть?

—  В  целом человек  8. Физику и  математику может вести один человек, химию, биологию и  географию  — один человек. Нужен человек на  роль организатора-директора, на  роль завуча и  несколько специалистов  — предметников.

—  В  других городах школа будет с  какого возраста обучения?

—  Сначала будет с  пятого по  восьмой класс, чтобы до  ОГЭ и  ЕГЭ было некоторое время  еще. Возможно, даже с  четвертого класса, потому что есть учитель начальных классов. И  мы  в  Нижнекамск приезжали уже несколько раз, проводили экзамены, чтобы ребята привыкали к  процессу. И  начнется там с  кружков по  школьным предметам, куда дети ходят по  желанию. Для начала там будет 20-30-40 учеников.

«Очень важно создать культурную среду, чтобы у  любого красивого интеллектуального желания была поддержка  — и  учителя, и  школы, и  соответствующего оборудования, но  в  первую очередь  — люди, которые рядом с  тобой и  которые увлечены тем  же, чем и  ты» Фото:  president.tatarstan.ru

—  Можно  ли в  вашу школу попасть » по  блату» или по  звонку сверху ? (Эльмира)

—  Никто и  никогда к  нам по  блату не  поступит! Звонит прокурор одного из  районов и  говорит: «Возьмите в  свою школу сынишку моего соседа по  даче  — смышленый мальчишка». Отвечаю: вы  хоть ребенка приведите. И  дальше фантастический ответ: «Зачем? Я  же вам представился».

Когда мэр вернул меня в  Казань, мне дали мою  же школу  — лицей Лобачевского. И  в  этой школе из  600 человек 243 были зачислены по  блату. Почти половина  — за  деньги! Экзамен на  0 баллов, а  рядом  — квитанция на  180 тысяч рублей. Конечно, мы  доучили всех детей. Мне от  прежнего руководства лицея досталась тетрадочка  — фамилии и  суммы. Всё уважаемые люди… Я  Ильсуру Раисовичу сразу сказал: «Я  могу сделать красивую школу. Но  у  вас будут проблемы». Он  не  поверил, а  через год проблем было море! Проблемы у  мэра с  его деловыми партнерами из-за того, что я  отказывался брать их  протеже без экзаменов в  школу. И  года через четыре мэр сказал мне: «Я  горжусь, что за  всё это время ни  разу вас ни  о  ком не  попросил». А  ведь, наверное, обращались к  нему… 

  — Если взять официальную статистику ЕГЭ по  Татарстану, то  ваша школа не  в  первых рядах по  баллам  ЕГЭ. В  чем  же реальное преимущество вашей школы перед остальными? (Александр Васильевич)

—  Откройте статистику прошедшего учебного года! Мы  — третьи в  Казани по  русскому языку. Да, по  математике мы  даже не  в  десятке, но  это объяснимо: у  нас умер гениальный преподаватель Сайяр Эмдасович Утяганов, который был руководителем секции математики на  ЕГЭ в  Татарстане. Целый год у  нас была просто дыра. Сегодня учителя мы  нашли. Юрий Николаевич Королев, заслуженный  учитель РТ, ушел на  пенсию год назад, но, к  счастью, в  этом году вернулся. Пройдет год  — другой, и  мы  опять будем в  числе лучших по  математике.  У  нас есть грамота, что мы  одна из  лучших школ республики, у  нас передовые показатели. В  2016 году мы  были в  пятерке лучших по  всем параметрам. Мы  всегда вверху. Приведу пример этого года: у  нас два 100-балльника. На  маленькую школу в  160 человек это очень много. У  нас 8 человек поехали на  заключительный этап всероссийской олимпиады. Понятно, что из  131 школы больше, но  и  школа больше нашей в  несколько  раз. Из  этих 8 человек четыре стали призерами, а  Диана Даминдарова стала победителем по  русскому языку. Один из  учеников стал призером по  математике, а  в  прошлом году он  был победителем. У  нас гигантское количество призеров и  победителей региональных олимпиад.

У  нас есть такой красивый показатель  — в  игре «Что? Где? Когда?», по  которой проводятся всероссийские чемпионаты. Казань  — один из  центров  ЧГК. В  прошлом году команда нашей школы была 11-й, а  в  этом году наша младшая команда взяла «золото», стала лучшей в  России, а  старшая команда стала серебряной. «Что? Где? Когда?»  — это уровень разносторонности. В  стране огромное количество команд, даже пробиться на  всероссийские соревнования непросто. У  нас реальные успехи! Так что  читатель неправ.

—  Как вы  оцениваете успехи других школ Казани?

—  131-я школа  — блестящая, с  большой историей и  традициями. Такой, какая школа сегодня, ее  сделал  прежний директор Иван Алексеевич Савельев. Он  был учителем физики, и  кабинет физики был лучшим в  республике. Сегодня школа по-прежнему хорошая, и  директор хорошая. На  одном из  совещаний она сказала: «Мы  раньше не  использовали административный фактор (по  блату учеников не  брали), а  сегодня берем, но  зато посмотрите, какой у  нас спортзал построен». Ну, с  этим всё понятно…

Другой красивый пример  — школа № 122, которую сделала Жаннетта Абрамовна Зайцева. Сегодня школа тоже хорошая, но  чуть-чуть уже не  то. Очень многое зависит от  того, кто школу возглавляет.

Очень высоко котируется IT-лицей. Его 7 лет делал Тимербулат  Рашидович Самерханов и  довел до  первой строчки рейтинга школ республики. Вот вам роль личности!

«У  нас есть такой красивый показатель  — в  игре «Что? Где? Когда?», по  которой проводятся всероссийские чемпионаты. Казань  — один из  центров  ЧГК» Фото: kzn.ru

–   Малый физфак из  конца 80-х  — это то, что вы  пытаетесь реализовать в  своей школе? (Валерий)

—  В  значимой мере  — да. Когда я  пришел на  Малый физфак, там было 40 человек; когда ушел делать лицей, было уже 400 человек.

—  Вы  пришли туда преподавателем?

—  Я  был одним из  лидеров. Создавал его не  я, но  мы  сделали его очень красивым. Там были Валентина Алексеевна Сочнева, Андрей Столов, Игорь Григорьев, Андрей Ведерников. На  Малом физфаке преподавалось гигантское количество предметов, было много кружков, была йога, ходили в  экспедиции и  походы. И  там было очень много студентов. Сначала школа была бесплатной и  никому из  преподавателей не  платили. Когда я  стал депутатом Горсовета, мне удалось добиться, чтобы туда пришло финансирование. Школа осталась бесплатной для детей,  но  начали платить зарплату студентам и  аспирантам. Когда я  оттуда ушел, сделали шаг, который я  считаю порочным,  — теперь это платная школа. Это очень плохо. И  это уже совсем другой Малый университет.

Кстати, Валентина Алексеевна Сочнева работает у  нас в  школе, ведет математику. Это гениальный человек, создатель и  основатель всех инновационных форм обучения, которые есть в  Казани. 

«131 школа  — блестящая, с  большой историей и  традициями. Такой, какая школа сегодня, ее  сделал  прежний директор Иван Алексеевич  Савельев. Он  был учителем физики, и  кабинет физики был лучшим в  республике» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Сегодня в  России спохватились, что инженеров мало, все в  менеджеры идут. Сокращается число тех, кто выбирает ЕГЭ по  точным наукам. И  отношение в  школе к  этим предметам соответствующее. Как переломить ситуацию? Как обстоят дела в  этом вопросе в  вашей школе? (Ахтямов Анвар)

—  По  точным наукам в  нашей школе дела обстоят хорошо. И  по  другим дисциплинам тоже. Я  считаю, что школа не  должна быть специализированной  — физико-математической или языковой. В  школе должны поддерживаться любые добрые интеллектуальные желания ребенка. Поэтому рядом могут быть маленький математик и  маленький историк. Учителю математики приятно учить маленького математика и  не  очень  — маленького историка, потому что он  не  любит математику. Учителю истории  — наоборот. Но  ребятам хорошо друг с  другом, и  они делятся знаниями любимых предметов. И  постепенно у  маленького математика исчезнет неприязнь к  истории, у  историка  — к  математике. Увлеченные люди всегда поймут друг друга, тем более дети.  

У  нас в  школе есть ребята-физики  — их  немного, очень много ребят-математиков, много увлеченных иностранными языками. В  школе поддержаны любые увлечения, но  супер-талантливых учителей приходится искать повсюду. У  нас есть гениальный учитель биологии  — Анна Борисовна Маргулис, поэтому в  школе громадное количество детей любят биологию. Много детей, которые увлечены математикой. Многие увлечены английским языком  — это благодаря Татьяне Владимировне Киселевой и  Анне Евгеньевне Пушкиной. У  нас есть клуб биологии, английского языка, ЧГК.

Поддерживать надо любые интеллектуальные желания детей. Поэтому у  нас три уровня преподавания: базовый, продвинутый и  углубленный. Базовый  — это никакой, углубленный  — это 10 часов в  неделю. Если это твой любимый предмет, ты  будешь заниматься им  не  меньше 10-ти часов в  неделю. Это путь воспитания мастера. От  любимого дела не  устают. Плохо, когда тебя заставляют заниматься нелюбимым. Вот тут возникает опасность перегрузок. Если ребенок влюблен в  математику, он  может заниматься ею  часами, и  ему не  станет плохо. У  ребенка организм сам чувствует, что ему нужно. Поэтому нагружать можно по  согласованию с  ребенком. Если ребенок чего-то хочет, этого можно давать много. И  вот она, дорожка к  мастерству.

Что будет дальше, если много нагружать любимым предметом? Либо ребенок поймет, что это не  его любимое, и  выберет другое. И  ребенок правильно выберет, может, и  не  сразу. А  если это истинно любимое, тогда он  станет мастером. Вот так воспитываются помощник президента РТ  Олеся Балтусова, гениальный учитель Аня Маргулис, прекрасная актриса Чулпан Хамматова. Я  не  зря назвал эти имена  — это мои ученики, и  я  ими горжусь.   

—  Работает  ли внешняя мотивация для детей, и  какой она может быть в  хорошем варианте? Сейчас многие отрицают систему оценок, но  не  видно, что предлагается взамен. Или мотивация может быть только внутренней? Как в  вашей школе заинтересовывают детей? (Гульнара)

—  Без сомнения, главная мотивация  — внутренняя. Надо угадать или найти истинное предназначение ребенка, и  тогда он  будет добровольно этим заниматься очень много. Но  кроме этой внутренней мотивации еще есть среда. Лучше всего это понимают в  школах Монтессори: там создают гениальную среду  — не  только аппаратурную, но  и  человеческую. А  мы  пытаемся взять самое лучшее из  разных систем обучения. Как-то мне звонит одна мама: «Дочка пришла из  школы СОлНЦЕ и  говорит, что там девочки на  переменке обсуждали ее  любимую книгу, а  в  той школе, в  которой она учится, эту книгу даже никто не  знает»… Суть в  том, что ребенок должен найти свое сообщество. Я  говорю не  про элитарность! Когда вокруг ребёнка, увлеченного шахматами, все играют в  шахматы, ему легко и  приятно. Если ребенок увлечен математикой, то  же самое. Очень важно создать культурную среду, чтобы у  любого красивого интеллектуального желания была поддержка  — и  учителя, и  школы, и  соответствующего оборудования, но  в  первую очередь  — люди, которые рядом с  тобой и  которые увлечены тем  же, чем и  ты. Это самое главное, и  это тот перекрест внутренней и  внешней мотивации. Если твоему внутреннему откликается то, что рядом, оно разовьется и  выйдет за  пределы.

Оценки я  не  люблю, но  законы выполняю. Однако это не  значит, что их  надо приветствовать: плохое в  законе должно быть отменено.   Прав был Шалва Амонашвили, который считал, что оценки не  нужны. Но  одно дело говорить, что оценки не  нужны, другое  — жить в  стране, где оценки есть.   Я  люблю свою страну, и  раз в  ней есть оценки, то  мы  можем с  ними обращаться правильно.

Расскажу, как мы  убираем негатив от  жесткой оценочной системы. Кроме официальной системы оценок, у  нас еще есть рейтинговая система. Она очень красивая. Четыре раза в  год, между четвертными оценками, каждый учитель в  10-балльной системе ставит оценку ребенку по  двум параметрам: первый  — его интеллект, это близко к  оценке, второй параметр  — его желание учиться. Ребенок и  его родители могут узнать эти оценки, но  не  другие дети. Это усредняется, и  ты  знаешь, что в  среднем школьные учителя оценивают твой интеллект на  6 из  10-ти, а  твое желание учиться  — на  9 из  10-ти. Попросту говоря, бывают умные бездельники и  бывают ребята, которые еще не  добились интеллектуальных высот, но  очень трудолюбивые. Если ты  трудолюбив, то  твой интеллект постепенно будет повышаться. А  если ты  умный, но  бездельник, то  твой интеллект постепенно будет понижаться.

У  нас в  школе есть такая черта  — мы  можем ставить честные оценки, в  том числе честные рейтинги, но  мы  никогда не  выгоняем детей из  школы. Мы  не  отчисляем детей, не  было ни  одного такого случая. На  второй год у  нас остаться можно, и  такое бывает почти каждый  год. Сам ученик уйти может, если хочет, но  мы  его не  выгоним. Это как мать не  может отчислить своего сына из  числа сыновей. И  мы  такая школа. Мы  не  сразу принимаем, долго ищем своих детей, но  мы  никогда от  них не  отказываемся. Можем посоветовать перейти на  семейное обучение, чтобы у  него был индивидуальный темпо-ритм, построить ему индивидуальную программу  — много всяких вариантов. Но  не  выгоняем от  себя. Так  же, как неправильно выгонять человека из  семьи.

«У  нас в  школе есть такая черта  — мы  можем ставить честные оценки, в  том числе честные рейтинги, но  мы  никогда не  выгоняем детей из  школы. Мы  не  отчисляем детей, не  было ни  одного такого случая» Фото:  president.tatarstan.ru

—  Как вы  относитесь к  семейному обучению? И  почему родители всё чаще забирают детей из  школ?

—  Во-первых, однозначно хорошо, что это стало разрешено. Если родитель считает, что ребенку в  школе плохо, его нужно забирать оттуда. Если рядом нет другой школы, а  родители могут обучать ребенка сами, то  это надо делать.

Вот мы  используем появившуюся юридическую возможность, чтобы заниматься с  детьми в  нашей школе тогда, когда нам доверяют родители. У  нас сегодня учатся дети, которые еще не  знают, останутся они у  нас или  нет. Они, находясь на  семейном обучении, у  нас в  какой-то мере учатся  — приходят раз в  неделю или на  один урок ежедневно. И  выбирают, где лучше  — дома или у  нас. Я  — за  все возможности выбора. У  родителей и  ребенка должна быть возможность поиска дорожки, которая будет сообразна этому ребенку  — его желаниям, его наклонностям. При этом, конечно, нужно, чтобы ребенок обязательно трудился.  

Я  хорошо отношусь к  семейному обучению, вижу, что оно расширяется. Я  понимаю, почему государство слегка противодействует этому: исключительно из-за политической ситуации в  стране. И, действительно, где-то существуют какие-то порочные организации.

Но, слава Богу, закон принят. ФГОС устанавливает каждому ребенку: он  должен стать умнее какой-то планки. С  моей точки зрения, это вообще неправильно. Государство должно создавать возможности для ребенка, а  не  накладывать запреты. Государство должно обеспечить, чтобы в  нашей школе был спортзал. Это государство обязано, чтобы в  школах не  текли крыши, была охрана и  уборщицы, а  не  родители обязаны. Что-то на  подобии ФГОС должно быть для государства. Вот если есть определенные требования к  государству, только потом можно говорить про какие-то требования к  детям. А  у  нас, наоборот, требуют от  детей и  учителей. От  детей требуют, чтобы они соответствовали какой-то планке, а  от  учителей  — чтобы они много бумажек заполняли.    

Семейное обучение  — дело хорошее, оно ширится, но  если государство будет способствовать созданию множества хороших школ, семейное обучение в  большом количестве не  понадобится. К  счастью, у  нас в  городе школы открываются. Всё еще недостаточно, но  в  других регионах дело гораздо хуже.

«Семейное обучение  — это правильно и  прогрессивно. Другое дело, как к  нему относится государство. Если государство увидит, что семейное обучение слишком быстро растет, значит, не  хватает хороших школ» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Какие формы обучения есть при школах  — в  помощь семейному?

—  Есть форма, которую обычная школа скрывает от  детей и  родителей,  — это очно-заочная система. Это означает, что ребенок, не  любя физику, может на  нее вообще не  ходить и  сдать зачет в  конце четверти или полугодия. Ребенок может не  ходить на  половину предметов и  сдавать зачеты. И  это легко, потому что требования минимальные. Такая форма разрешена законом, но  никто о  ней не  знает. У  нас сегодня хорошие законы, которые позволяют очень много, но  их  надо знать. Почему я  и  говорю, что в  школе права не  хватает. А  школе неудобна такая форма, поэтому и  скрывает. Представляете, как неудобно, когда часть детей не  понятно  где? Как с  ними работать-то? Конечно, труднее работать со  свободным человеком.

—  У  вас начальная школа обучается по  типу семейного. А  возможно такое  же для средней и  старшей школы?

—  Насколько я  знаю, такие школы есть, но  они не  афишируют себя. Потому что государство, не  понимая чего-то, на  всякий случай преследует. И  его понять можно: а  что там творится на  самом деле? И  секты бывают, и  преступления. Просто вопрос в  том, насколько хорошо работает правоохранительная система. Понимаете, у  нас коррумпированная система, в  образовании в  том числе. Есть много честных людей, и  есть коррумпированная система. К  сожалению, весь мир такой. У  нас за  деньги можно и  в  вуз поступить, и  хорошую оценку получить, и  диплом об  образовании.

—  А  в  этих условно подпольных школах детей реально учат?

—  Они разные: кто-то реально учит, кто-то  нет. Собираются люди и  за  деньги вас качественно учат. Если  бы государство было открыто для инноваций, оно их  поддержало  бы. В  пример приведу школу академика Щетинина под Геленджиком. Она просуществовала лет 40, пока ее  поддерживали, а  пришла в  министры образования Ольга Васильева и  закрыла  ее. Захотели  — поддержали, захотели  — закрыли. Плохо, что так возможно. Счастье, что я  и  моя школа находимся в  Казани, в  Татарстане…

—  Насколько перспективно семейное обучение?

—  Даже если будет больше хороших школ, семейников все равно будет много. Никогда все школы не  будут хорошими. Если люди не  найдут для себя хорошую школу, уйдут на  семейное обучение, наймут репетиторов. Семейное обучение  — это правильно и  прогрессивно. Другое дело, как к  нему относится государство. Если государство увидит, что семейное обучение слишком быстро растет, значит, не  хватает хороших школ. Понимаете, всё хорошее надо поддерживать, а  не  бороться с  ним.  

«Что плохого в  том, что русский и  татарин вместе изучают татарский язык? Чем больше языков, тем лучше! Но  нельзя заставлять, надо условия создавать» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Как вы  относитесь к  ситуации вокруг семейного обучения семьи Тепляковых? Девочку напрасно загнобили в  МГУ?

—    Родители странные, а  Алису действительно загнобили. Она  же на  самом деле сдала ЕГЭ, а  университет выдавливает ее  всеми средствами. А  что плохого в  том, что рядом с  17-летними будет 10-летняя? У  нас отрицательно относятся ко  всему необычному. А  разное  — это хорошо.

Что плохого в  том, что русский и  татарин вместе изучают татарский язык? Чем больше языков, тем лучше! Но  нельзя заставлять, надо условия создавать. Вы  думаете, у  нас в  школе все татарский язык хотели изучать? А  мы  поставили кучу мультиков, стали печь чак-чак и  танцевать татарские танцы. Во  главе угла у  нас была культура. И  всем было хорошо. Одна мама написала на  меня заявление министру, а  когда она увидела, как ее  дочка в  спектакле свободно говорит на  трех языках, мы  улыбнулись друг другу. Если создавать условия для всего разного, то  всем будет только лучше.

—  Как считаете, образовательные онлайн-платформы вытеснят репетиторов с  рынка?

—  Живой репетитор  — это качественно лучше, чем учитель в  классе. Но  полностью заменить учителя нельзя, потому что ребенку еще нужна среда. А  вот если репетитор ведет занятия в  группе из  двух-трех человек, то  вот это прогрессивно. Репетитор может один на  один передать знания, но  ведь знания  — это не  главное. Главное, чтобы ребенок хотел получать знания, чтобы сам двигался по  дороге к  знанию. А  для этого ему нужны, во-первых, живой учитель, во-вторых, другие дети. Если наши школы смогут уйти от  классов в  30-40 человек, то    будет хорошо. «Адымнар»  — хорошая школа, но  там очень большие классы. Зачем в  хорошее дело вкладывать порок? В  классе должно быть не  больше 20-25 человек.

Лично для меня на  первом месте хорошая школа,  потому что она позволяет сделать маленький город-государство. И  школа должна не  только знания давать. У  нас на  первом месте не  знание, а  желание учиться. Если ребенок хочет учиться, то  он  будет учиться и  сам, и  с  репетитором, и  на  онлайн-платформе, и  в  школе. И  все эти формы возможны.

«У  нас на  первом месте не  знание, а  желание учиться. Если ребенок хочет учиться, то  он  будет учиться и  сам, и  с  репетитором, и  на  онлайн-платформе, и  в  школе. И  все эти формы возможны  » Фото:  mon.tatarstan.ru

—  Когда ваши выпускники уезжают из  Казани учиться в  другие города и  страны, вы  это приветствуете?

—  Мы  грустим от  этого, но  приветствуем. Некоторые дети хотят уезжать, и  это нестрашно. Расскажу одну историю. У  нас одна девочка окончила школу с  золотой медалью. Кстати, медалей у  нас бывает немного, потому что в  нашей школе трудно учиться на  пятерку по  всем предметам. Но  эту девочку с  двух ЕГЭ увозили на  «скорой». Вот кому нужны такие пятёрки? Я  считаю, это неправильно. Но  дальше  — больше. Девочка хотела поступать в  Москве, а  ей  пообещали собаку, чтобы она осталась дома. И  она осталась дома, поступила на  физфак. Через полгода ко  мне прибегает мама и  говорит, что дочка уже два месяца не  ходит на  занятия, хотя с  утра уходит из  дома. В  итоге девочка через год поступила в  московский  вуз. Дочка слушала маму, хотя у  нее было другое желание. А  мама не  услышала дочку.

У  нас явное большинство выпускников уезжает  — в  Москву, Питер.

—  А  почему уезжают? Просто потому, что хочется уехать, или потому, что у  нас вузы плохие?

—  Нет, вузы не  плохие, но  очень сложная ситуация с  Казанским университетом. Вы  знаете, кто был ректором и  что с  ним сейчас.  

—  Но  у  нас ректоры всех ведущих вузов сидят или под следствием! Это влияет при выборе вуза?

—  Да, это влияет. В  Казани ведущий вуз  — университет. Я  был способным школьником, математикой со  мной занимался аспирант Миша Салахов, нынешний президент Академии наук РТ, бывший ректор КГУ; физикой со  мной занимались студенты Наиль Фаткуллин и  Равиль Нигматуллин, ныне профессоры. Раньше по  вечерам в  университете горели окна.  Сегодня окна не  горят. Университет сегодня  не  тот, что был 15 лет назад. Там по-прежнему громадное количество гениальных ученых, но  сама структура университета сделана эффективными менеджерами, то  есть это система, зарабатывающая деньги. Там всё неплохо с  физикой, химией, биологией. Там откровенно плохо со  всем татарским, со  всем гуманитарным  — из  рук вон плохо. Там приветствуется только то, что приносит деньги. Я  не  против зарабатывания денег! Но  это не  университет. Университет  — это фундаментальная наука. Университет  — это где поддерживаются все области наук. Университету была поставлена задача войти в  сотню лучших университетов мира. Какая там сотня, в  лучшем случае 600-е место! В  данный момент наш университет очень болен.  

У  нас просто больное высшее образование. Слава Богу, в  Москве и  Питере ситуация лучше. Там просто громадное количество университетов, далеко не  везде плохая ситуация. А  у  нас есть хорошие вузы, но  всё определяет Казанский университет. Представляете, кто сегодня соперничает с  ним?  Университет Тимирясова! Там многие тысячи студентов. Это один из  самых крупных частных вузов в  России. Нормально  ли это, что с  университетом соперничает частный вуз?! Государство должно поддерживать фундаментальное образование. Поэтому это одна из  причин, почему многие уезжают.

—  Важно, чтобы ректором был ученый?

—  Конечно! Это этически важно. Должен быть яркий человек, за  которым идут. Я  за  эффективный менеджмент, за  зарабатывание денег, но  что во  главе угла? В  университете во  главе угла должна быть фундаментальная наука. В  Казани есть прекрасные ученые, их  много. И  вот кто-то из  них должен быть во  главе крупнейшего вуза республики. И  у  него должны быть помощники, отвечающие за  разные направления. А  когда во  главе угла в  университете деньги, это уже не  университет. Это хорошая фирма. Тот, кто во  главе, очень много определяет. И  пока во  главе Казанского университета не  будет нормального ученого, наши дети будут уезжать в  другие города. Мне больно от  этого.

—  После введения западных санкций всё чаще слышны разговоры, что Болонскую систему в  наших вузах надо отменить. А  вы  как считаете? Чем плоха и  хороша эта система? И  если начнут отменять, как это коснется школ? (Хуснуллин Д.)

—  В  Болонской системе, как и  в  ЕГЭ, есть хорошее и  плохое. Ее  и  принимали наспех, и  отменяли наспех, без всяких народных обсуждений. Я  считаю, что у  нас очень мало советуются с  народом. Это общая беда нынешней России. Раньше в  России было вече, народные собрания, где всё обсуждалось. А  когда начальник приказал, остальные исполнили  — это армия.

В  настоящее время Россия изолирована от  мира. Это политика. И  выход из  Болонской системы  — это тоже политическая вещь. Когда людей из  образовательной сферы тащат в  политику  — это плохо. Я  считаю, что всем надо дружить, любить друг друга.

«В  нашу школу дети приходят из  разных школ    — в  четвертый, пятый, шестой класс. И  вот в  этих классах у  нас буллинг немного есть. Если в  обычных школах дети мерятся, кто сильнее, то  у  нас мерятся, кто умнее» Фото: president.tatarstan.ru

—  Как бороться с  буллингом в  школах? У  вас есть такое явление? (Юлия)

—  В  нашу школу дети приходят из  разных школ    — в  четвертый, пятый, шестой класс. И  вот в  этих классах у  нас буллинг немного есть. Если в  обычных школах дети меряются, кто сильнее, то  у  нас меряются, кто умнее. Они соперничают, кидаются апельсиновыми корками, обливаются водой. Это игрушечная форма буллинга  — дети-то еще маленькие. И  мы  об  этом знаем. Значит, это подконтрольно. Наука, искусство  — неподконтрольны, а  вот в  поведении детей роль родителей и  учителей чрезвычайно велика.

Сказать, что буллинга нет и  не  будет,  — это неправда. Дети выясняют отношения, сталкиваются. И  вот какая атмосфера вокруг  — очень важно. Но  старшая школа, класса с  7-го, у  нас добрая. Все во  всем друг другу помогают. Младшие дети смотрят на  старших и  со  временем становятся лучше.

Разумеется, о  буллинге надо много думать, об  этом нельзя забывать никогда. Над этим надо работать, сам он  не  исчезает. Например, мы  смотрим фильм «Чучело» и  обсуждаем.

Знаете, какая у  нас сейчас проблема? Она смешная, мы  пока не  можем ее  решить. Но  обязательно решим когда-нибудь. Дети и  раньше тайком курили в  школе, но  курение отлавливалось по  запаху и  дыму. А  вот попробуй отловить электронные сигареты! Учителя не  могут  же войти в  закрытую кабинку туалета. Но  с  этим можно работать. У  нас в  школе есть красивая форма  — раз в  неделю собираемся всей школой и  разговариваем. Так называемые линейки. Но  дети не  стоят, а  сидят на  матах в  актовом зале. Первая линейка  — 4-6 классы, вторая  — 7-8 классы, третья  — 9-11. У  нас нет школьной формы пять дней в  неделю, а  один день есть  — в  день линейки. Чтобы пять дней они были свободны, но  при этом представляли, что дресс-код бывает в  этой жизни. Вот сидят они все черно-беленькие такие, и  мы  обо всем разговариваем: обсуждаем проблемы воровства, буллинга, курения и  самых разных других проблем, в  том числе, куда поступать. Мы  просто разговариваем, раз в  неделю в  течение всего года. Учимся мы  10 месяцев в  году  — с  15  августа по  15  июня. Я  сам всегда провожу линейки, иногда мне помогает кто-то из  учителей и  родителей.

—  Зачем девочки курят в  школе?

—  Это чисто подростковое  — попробовать. Они еще не  знают, что это такое, и  хочется попробовать  — поцеловаться, выкурить сигарету. Я  не  говорю, что это хорошо, но  они пробуют себя.

—  Во  многих школах девочкам не  разрешают красить глаза и  волосы, носить сережки. А  что у  вас нельзя?

—  У  нас нельзя носить откровенно дорогие вещи, очень дорогие. Потому что у  людей разный уровень доходов. У  нас свободная форма одежды, но  старшеклассниц я  прошу не  ходить в  супер мини-юбках, чтобы мальчишек не  отвлекать. А  после занятий на  кружки так приходить можно. Нельзя ходить в  супер разноцветном и  в  рваных джинсах. Чтобы была аккуратная форма одежды. Краситься можно, но  только чтобы не  было слишком извращенным или сильно привлекающим внимание.

—  Татуировку делают?

—  Делают.  

—  А  вы  как к  этому относитесь?

—  Отрицательно. Но  замечаний не  делаю. На  линейке могу посмеяться на  эту тему. Помните, у  нас в  стране боролись с  алкоголизмом  — вырубали виноградники? Борьба приводит к  обратному результату. А  вот неподдержка и  тонкая ирония приводит к  большему. Мы  обсуждаем такие вещи, думаем. Когда-то у  нас в  школе некоторые дети ругались матом, а  потом одна талантливая девочка написала научную работу про мат под руководством ученого консерватории. На  конференции, где она делала доклад, аудитория была переполнена. Конечно, на  слайдах слова не  писали  — звездочки после первой буквы. А  потом дети и  учителя вежливо обсуждали эту проблему. После этого коэффициент мата в  школе резко снизился. Она исследовала, сколько детей матерится в  39-й школе, из  которой она пришла, и  в  нашей школе. У  нас намного меньше. 

—  Но  всё равно матерятся?

—  А  куда без этого?.. Другое дело, что мы  относимся к  этому плохо. И  это обсуждаем, об  этом думаем. Важно правильно к  этому относиться  — не  скрывать, не  замалчивать.  

—  В  год 100-летия пионерской организации в Госдуме предложили создать  ее  аналог  — Российское  движение  детей  и  молодёжи , главная цель которой  — патриотическое воспитание. Как вы  относитесь к  этой инициативе? Впустит  ли ваша школа эту организацию? (Ирина)

—  Что значит  — впустит? Мы  всех впускаем! Если кому-то это будет надо. Если это будет получаться, я  буду  рад. Пионерская организация  — это вообще слепок скаутов. К  скаутам я  отношусь сложно. Там много хорошего, но  там есть очень важный принцип, который мне кажется порочным,  — беспрекословное выполнение приказов начальника. Когда люди, не  думая, выполняют приказ, это всегда плохо. А  вообще я  был пионером и  комсомольцем, у  меня прекрасное детское прошлое. Нам было хорошо. Если нынешняя  организация будет живой, это будет здорово.

У  нас есть своя организация в  школе. Она называется «Движуха». Я  много лет пытался создать совет школы, где есть дети, учителя и  родители. Но  у  меня ничего не  получалось. А  потом дети сами создали свою организацию. И  они сами проводят лагеря, ночевки. Меня однажды ругали за  то, что во  всем мире есть: дети иногда ходят в  походы и  ночуют в  палатках    — 14-15-летние мальчики и  девочки. С  руководителями, конечно. Однажды в  Финляндии я  увидел, что учитель остается в  школе с  учениками на  ночь. До  ночи играют на  гитарах, а  потом там  же в  классе на  спальниках спят. И  у  нас тоже это появилось. Но  организуют дети. При присутствии взрослых. Это бывает один-два раза в  год. Родители приносят еду, каждый класс пишет программу, чем они будут заниматься. И  для детей это экзотика! Сегодня дети организовывают лагерь, который будет работать в  начале сентября. Учителя проводят уроки в  первой половине дня, а  вторая половина целиком детская  — они проводят квесты и  т.  д.

Всё живое у  нас приветствуется. Например, в  этом году у  нас появилось то, что для нашей школы несвойственно,  — жесткий олимпиадный пятый класс. Конечно, этого больше родители хотят. Там будет очень много математики. Это инородное тело для нашей школы, когда вот так  — весь класс, по  казарменному типу. Так будет, скорее всего, года два, потом кто-то уйдет в  сторону физики, программирования. А  сейчас сплошная математика.

Наша школа принимает любые интересные инициативы, даже если это не  в  духе школы. Если кто-то хочет создавать пионерскую организацию, то  пускай создают.   Если у  них это получится. Дай Бог, чтобы это не  осталось на  бумаге.    

«Наша школа растет каждый год: начинали мы  с  83-х учеников, во  второй год было 101 или 103, на  конец прошлого учебного года официально было 166 человек» Фото:  president.tatarstan.ru

—  Чем вы  объясняете высокую текучку детей в  вашей школе? Набор происходит три раза в  год  — стоят очереди из  родителей и  детей, однако постоянно образуются свободные места. Чем вы  это объясняете? Логично предположить, что с  причинами, которые вижу я, вы  не  согласитесь. А  мои причины такие: 1. Отсутствие образования у  многих педагогов. 2. Засилье ЛГБТ среди учащихся и  некоторых педагогов (девочки, которых даже руководство называет мужскими именами)  — с  одобрения руководства. 3. Высокий уровень конфликтности и  бесконечные суды. Прошу ответить на  мои предположения, озвучить их  и  объяснить, как вы  это видите. (Елена)

—  Во-первых, набор у  нас идет не  три раза в  год, а  еще хуже для нее  — 9. И  это происходит не  потому, что у  нас текучка. Наша школа растет каждый год: начинали мы  с  83-х учеников, во  второй год было 101 или 103, на  конец прошлого учебного года официально было 166 человек. С  другой стороны, действительно часть детей уходит. Но  уходят не  зачисленные в  школу дети, а  дети приходящие, пробующие себя. А  потом они приходят снова и  сдают экзамены. Мы  нормальная открытая школа. К  нам очень много приходят и  часть уходит. И  я  считаю нормальным, когда человек ищет себя. У  ребенка должна быть свобода выбора  — школы, учителя. Я  за  то, чтобы школы были открытыми. В  нашу школу можно приходить в  гости, у  нас можно быть вольнослушателем. У  нас дети могут ходить на  уроки в  параллельный класс, если там учитель больше нравится. Для ребенка очень важен момент выбора. Потому что очень часто бывает, что человек увлечен математикой не  потому, что любит ее, а  потому, что математик очень нравится. И  когда человек сам делает выбор, он  лучше самореализуется.    

—  В  маленькой школе так можно  — в  какой класс хочу, в  тот  иду. А  представляете это в  школе, где тысяча и  больше учащихся? Полный хаос начнется… Сегодня у  нас гигантомания, школы огромные строятся.

—  Во-первых, ребенок может выбрать другую школу, во-вторых, считаю, что гигантомания  — это плохо. Школа должна быть маленькой, там должно учиться  200  — 400 человек. Чтобы было много разных хороших школ. В  Китае есть хорошая пословица: «Пусть цветут сто цветов». Пусть ребёнок выбирает! Вместо школ-гигантов лучше  бы построили две школы по  500 человек. Огромная школа  — это просто экономически выгоднее. Но  дешевле не  означает лучше! Почему-то наше государство этого не  понимает. У  нас в  республике уделяется внимание образованию, у  нас лучше, чем во  многих других регионах, но  и  у  нас есть, что улучшать. Например, у  нас еще много школ с  двумя сменами обучения. Может быть, получится создать школу СОлНЦЕ в  Челнах, Альметьевске и  Нижнекамске. Это будет не  аналог нашей школы, не  филиал, это будет, как там это получилось. Только нужно найти коллектив энтузиастов и  заручиться поддержкой мэров. Да, на  это уходят годы, но  мы  готовы продолжать работать в  этой области.

Чрезвычайно важно, чтобы директор школы знал каждого ученика! Разве это возможно, где больше тысячи учеников? А  я  знаю каждого ученика по  имени, с  каждым разговариваю еженедельно. И  это вполне реально. И  вполне рентабельно  — в  духовном смысле. Понимаете, можно вкладывать деньги в  недвижимость, а  можно в  своих детей, чтобы у  них лучшее образование было. Вкладывание в  собственных детей  — это самое рентабельное вложение. Поэтому я  за  то, чтобы были и  государственные, и  частные школы, причем разных направлений. Но  не  гиганты! И  от  классно-урочной системы надо уходить  — это прошлый век.

—  Что по  поводу образования учителей вашей школы?

—  У  нас около 60 учителей, из  них два человека без высшего образования. На  эту тему на  нас подал в  суд Рособрнадзор. Первый суд мы  проиграли, но  через год мы  его выиграли. Дело в  том, что в  законе об  образовании есть такое красивое исключение: если учитель имеет педагогический опыт (вел кружки и  т.  п.), то  по  рекомендации методической комиссии, в  порядке исключения он  имеет право работать дальше. Еще пример: гениальный академик Яков Борисович Зельдович не  имеет высшего образования. Потому что он  гений. И  у  нас в  школе эти два человека гениальны, дети восхищены ими.  

—  Что ответите на  упрек в  засилье ЛГБТ?

—  Дети называют себя разными именами и  кличками  — это их  игры. Надо разумно к  этому относиться. Это тонкий вопрос, и  прямое насилие не  работает. Я  против гей-пропаганды, но  дети имеют право играть в  игры, пока они не  вырастут. В  некоторых школах на  это идут репрессии, как, к  примеру, за  крашеные волосы. И  мне часто делают замечание  — как это директор школы может позволить себе ходить с  длинными волосами?! Вот художнику такие волосы можно, а  директору школы нельзя… Мы  все разные, и  не  надо навязывать свое мнение другим. И  это всё, о  чем сейчас было сказано, семейное дело, прежде всего, дело папы и  мамы. Я  сторонник того, чтобы с  детьми обращаться мягко. Их  надо любить, прежде всего. И  заповеди всех религий говорят о  том, что любовь  — это самое главное. А  уж  потом  — что нас разъединяет и  делает разными.

Считаю, этот вопрос написал человек, который просто хочет кого-то с  кем-то поссорить. Это неправильно! Любить надо друг друга.

«Бывают школы, которые прячут конфликты под ковёр. Но  в  жизни бывает всякое, главное  — правильно выйти из  конфликтной ситуации» Фото: Оксана Король

—  Третья претензия  — высокий уровень конфликтности и  бесконечные суды.

—  О, это интересно! Очень красивый вопрос. Конфликты бывают разными. Бывают конфликты, которые разъединяют, уничтожают, а  бывают конфликты, которые двигают вперед. Приведу пример из  науки  — Николай Иванович Лобачевский. Когда он  придумал свою воображаемую геометрию, на  него ополчились, унижали, оскорбляли: как это параллельные пересекутся?! Другой пример  — Альберт Эйнштейн, который придумал теорию относительности и  многое другое. Всё в  этом мире очень сложно. Конфликт  — это движущая сила, чтобы что-то куда-то развивалось.

У  нас в  школе люди разные, и  политические взгляды у  них тоже разные. Я  искренне горжусь, что они работают вместе, что они профессионалы и  любят детей, что не  поссорились друг с  другом. Бывает так, что мама поддерживает одного политика, а  сын  — другого. Сложное время. Но  мама всё равно любит своего ребенка. Даже если он  сворует, она будет передачи в  тюрьму ему носить. Чрезвычайно важно, чтобы близкие люди любили и  уважали друг друга, независимо от  их  политических взглядов и  пристрастий. Важно, чтобы дети не  смеялись над инвалидом. Конфликтных ситуаций в  жизни бывает много, но  всё это не  так важно, если люди любят друг друга. Если к  конфликту относиться светло и  по-доброму, то  из  него рождается истина. Наш мир недобрый, войны идут по  всей планете, но  важно, чтобы в  конце концов мы  приходили к  миру и  добру.

И  в  школе точно так  же. Бывают школы, которые прячут конфликты под ковёр. Но  в  жизни бывает всякое, главное  — правильно выйти из  конфликтной ситуации.

Да, в  нашей школе и  конфликты бывают, и  суды. Но  судов с  государством, а  не  с  людьми было намного больше. У  нас было море судов, когда мы  защищали татарский язык. И  я  горжусь, что в  нашей школе детей не  делят по  национальности. За  это мы  судились с  государством, которое, я  считаю, было неправо. И  мы  задержали этот процесс, мы  не  увольняли в  середине года учителей татарского языка, как в  других школах. У  нас был суд с  одним из  учителей, который считал нормальным занижать оценки детям. Суд был не  из-за этого, но  конфликт был по  этой причине.

Я  считаю, что в  конфликтах нет ничего страшного, если к  ним по-человечески относиться. Не  надо их  под ковер прятать. Конфликты в  жизни бывают, и  не  надо скрывать это от  детей. Надо быть с  ними рядом в  трудных вопросах и  разговаривать с  ними про это.

—  Наверняка, ваши ученики будут спрашивать про СВО  — зачем она, кто прав-виноват. Как будете объяснять? (Дмитрий)

—  Это правда  — дети спрашивают. Младшие этим не  интересуются  — они верят тому, что мама и  папа говорят. А  вот старшие дети интересуются. И  прятать голову в  песок как страус нельзя. Надо вместе с  ними  — предельно аккуратно и  вежливо  — говорить, что думаешь. Но  при этом другой учитель может думать совсем по-другому, и  он  тоже должен высказать свою точку зрения. Чтобы дети знали, что надо думать своей головой, надо самому принимать решения. Я  считаю, что свобода слова  — это очень важно.

«Некоторые предметы, действительно, можно сократить или объединить. Например, физика, химия, биология  — хорошие науки, но, может быть, для гуманитария сделать просто естествознание» Фото: «БИЗНЕС Online»

—  Мне кажется, в  российских школах дают много теории и  мало практических навыков, не  учат вести исследования. Вы  согласны? А  как в  вашей школе построен процесс образования, как вы  его сочетаете с  ФГОСом ? (Жиркова Елена)

—  Да, действительно эта беда в  школах России есть. К  счастью, у  нас в  школе ее  нет. У  нас есть блестящие химическая и  физическая лаборатории. Эксперимент у  нас поставлен здорово. Если что-то мы  не  можем показать в  школе, водим детей в  университет. Еще у  нас есть ЛУНа  — лаборатория увлекательной науки, где мы  примерно раз в  месяц собираем детей 4-6 лет и  показываем им  опыты. Это совершенно бесплатно.

Опыты и  эксперименты  — это чрезвычайно важно в  процессе обучения, и  государству следовало  бы обращать на  эту сторону больше внимания.

Кроме того, у  нас три раза в  год проходит научная конференция: в  декабре бывает прослушивание, в  апреле  — сама многосекционная конференция, а  1  сентября дети выступают с  самыми лучшими докладами. Наша Есения Павлова по  экологическим вопросам  — готовый научный работник. Исследования очень важны, но  я  добавлю  — и  проекты. Не  обязательно только научной работой заниматься, можно что-то и  практическое делать   — выращивать цветы, разделять отходы. Бывает, что проект  — это его олимпиадная деятельность. У  каждого ребенка в  нашей школе есть проект. У  каждого должно быть свое дело. И  если для этого нужна дополнительная аппаратура, то  она должна появиться. Так у  нас появилась, например, музыкальная аппаратура.      

—  Как вы  считаете, каких предметов не  хватает в  российских школьных программах? А  какие, наоборот, не  нужны? (Журавлев)

—  Конечно, очень не  хватает экономики. Она чуть-чуть есть в  обществознании. Но, думаю, эти сборные солянки  — окружающий мир и  обществознание    — надо убрать и  заменить их  нормальными предметами, может быть, по  выбору детей. Причем нужна не  столько теоретическая экономика, сколько практическая  — чтобы дети прикасались к  бизнесу.  Например, в  финских школах дети один или два раза в  год приносят домашнюю выпечку и  продают ее  в  школе. Это крохотный, но  бизнес. Старшеклассники работают месяц в  кафе или еще где-то  — прикасаются к  реальному миру бизнеса, это у  них такая практика.

Я  считаю, в  российских школах к  настоящему миру бизнеса не  прикасаются. Хотя все знаем, как Том Сойер зарабатывал деньги. Но  такое впечатление, что чиновники от  образования не  читали Марка Твена… Это нормально, когда дети касаются бизнеса.

Второе  — у  нас очень плохо с  психологией в  школе  — и  с  психологами, и  с  психологией. А  она нужна везде: и  в  личностной траектории развития каждого, и  во  взаимоотношениях мужчины и  женщины, и  в  отношении к  собственному телу. Знаете, какое количество девочек считают себя некрасивыми? Просто море! Хотя на  самом деле многие из  них красивые. Человек в  любом теле может быть красивым  — это правда, но  этому  же учить надо. Психология  — это большая красивая наука, но  ее  в  школе практически  нет. Даже психологов  нет. Теоретически на  большую школу полагается ставка психолога. А  вот на  мою школу ставка психолога не  полагается!

—  А  он  у  вас есть?

—  У  нас есть, естественно. Но  какой ценой это делается! Я  стараюсь продуктивно работать с  родителями. Лучшие учителя у  нас потому, что это мамы наших детей.

Итак, в  школе однозначно должны быть психология во  всех ее  видах, экономика-предпринимательство-бизнес. Третье  — право. Оно тоже выборочно есть, но  право жизненно необходимо детям. Они вообще не  знают своих прав, не  знают, как жить в  этом мире. Смешной пример: у  нас детям до  18 лет нельзя ничего, а  в  18 можно жениться и  детей рожать. А  как с  этим обращаться  — им  во  дворе расскажут…  

Иностранные языки: хорошо, что есть английский, но  могло быть и  больше. Хотя  бы выборно. Вы  же знаете, как сегодня многим нужен китайский язык, а  его в  школе нет  — специалиста не  найдешь.  

А  некоторые предметы, действительно, можно сократить или объединить. Например, физика, химия, биология  — хорошие науки, но, может быть, для гуманитария сделать просто естествознание. Надо обсуждать. А  кто любит эти предметы  — пусть учит. Должен быть широкий выбор.

—  Вы  у  себя в  школе варьируете предметы по  своему усмотрению?

—  Да, у  нас есть и  психологи, и  экономика, и  японский язык. Но  на  самом деле всё очень трудно. Понимаете, наша школа  — бедная. Есть школы, которым государство побольше помогает. Слава Богу, нам не  сильно мешают, благодаря мэру. Но  хотелось  бы, чтобы больше помогали. Денег у  нас мало, и  приходится побираться. Мы  не  обязываем родителей сдавать деньги, у  нас нет планового сбора  — на  уборщицу, на  охрану, но  просить  — прошу. И  примерно четвертая-пятая часть родителей немного помогает. И  не  все финансово: кто-то может принести стулья и  столы взамен сломанным. Некоторые родители ведут у  нас кружки. Мне удалось добиться, чтобы у  нас стало много педагогов дополнительного образования. И  у  нас много разных кружков: и  авторской куклы, и  английского, и  математики. Частично благодаря родителям, частично  — умным старшеклассникам, частично благодаря государству.      

—  У  вас ведь школа бесплатная?

—  Да, у  нас муниципальная бесплатная школа. И  мы  очень бедны. Единственное, что я  могу,  — просить у  родителей помощи. И  прошу. И  по  доброй воле люди помогают.

—  В  коррупции за  это вас не  пытались уличить?

—  Это  да! Не  верят, что всё может быть по-честному. Но  мне легко  — моя зарплата одна из  самых низких среди директоров школ. Меня много раз пытались уволить. Три раза увольняли и  три раза восстанавливали.

«Я  хочу, чтобы учителя любили учеников. Это важнее знания, которое они передают. Я  хочу, чтобы дети были благодарны тем учителям, кто их  любит. В  памяти останутся только эти учителя» Фото:  mon.tatarstan.ru

—  Мнение читателя: « Главная задача школы была потеряна лет 30 назад ». Вы  согласны? Вы  как считаете?

—  Наверное, читатель имеет в  виду, что школа стала сферой обслуживания. Когда появилась строчка в  законе об  образовании, что детей нельзя привлекать к  производительному труду, не  предусмотренному школьной программой. Это дословно. А  на  практике это означает, что ребёнку нельзя сказать: «Сотри с  доски», «Подними бумажку за  собой». Это труд не  предусмотрен школьной программой. Попросить можно. Я  считаю, это плохо. В  России издавна дети в  труде воспитывались. Это нормально, когда дети за  собой пол помоют. Но  сегодня это запрещается.

Школа менялась и  не  всегда в  лучшую сторону. У  нас со  сменой министра образования меняется концепция. У  нас порой уничтожаются интересные школы. В  Казани это было в  конце 90-х  — уничтожили школу Монтессори, Вальдорфскую  школу. Не  смогли уничтожить только еврейскую школу, но  пытались.   В  те  годы мою школу тоже уничтожили, и  мне пришлось уехать в  Москву.

Школа сегодня не  на  первом плане. Хотя в  Казани и  в  республике с  этим неплохо. У  нас строятся школы с  бассейнами  — это хорошо. Жалко, что они гигантские, но  школа с  бассейном лучше, чем без бассейна. Но  само отношение к  школе, в  общем-то, не  очень хорошее. Сегодня учитель, к  сожалению, не  самая уважаемая профессия. У  меня бабушка и  мама были учительницами. Мне бабушка рассказывала, как перед учителем в  деревне шапку снимали. Такое было уважение к  учителю.

А  сегодня в  порядке вещей заснять на  видео, как учитель переодевается или кричит на  ребенка. Я  не  за  то, чтобы кричать на  детей, но  вот эти подвохи, съемки  — это некрасиво. Должны быть человеческие светлые отношения. Которые, к  счастью, есть в  нашей и  некоторых других школах.

На  телевидении куча передач, где сплошные убийства, причем идут они в  детское время. Мне кажется, наше телевидение ведет детей к  пороку. Телеканала «Культура» не  хватает! Раньше телевидение было добрее.

—  У  вас в  школе учителя кричат на  детей?

—  У  нас есть одна учительница, которая очень громко говорит. Она актриса, очень эмоциональная. И  даже если она ругает кого-то, она любит детей. Учитель должен любить детей. Повысить голос можно, если ты  искренне возмущен поведением. Я  не  противник крика, я  сторонник любви. Но  бить ребенка нельзя ни  при каких обстоятельствах!

—  А  главная задача школы какая?

—  Воспитывать светлого доброго развивающегося человека. Слово «воспитывать» мне не  совсем нравится. Помогать ребенку в  развитии, быть рядом с  ним, чтобы в  школу бежали, чтобы радовались развитию. И  чтобы всё время было развитие человека в  соответствии с  его индивидуальной образовательной траекторией, с  его вкусами и  взглядами. И  это возможно, потому что много гениальных учителей, в  любой школе они есть. А  вы  по  телевизору видите передачи про интересных учителей? Я  не  вижу. А  это можно было  бы делать. К  сожалению, у  нас разумное, доброе, вечное не  пропагандируется.

—  Вы  очень много раз сегодня сказали слово «красиво, красивый». А  что для вас красота? И  что она должна значить в  жизни каждого человека?

—  Достоевский сказал: «Красота спасет мир». Конечно, она не  спасет мир, но  настолько важно, когда можно чем-то восхищаться. Вот школа для меня  — предмет моей любви. И  для меня чрезвычайно значимо понятие красоты и  любви. С  моей точки зрения, красиво  — это не  только внешнее. Можно делать красивое дело, красивую школу. Мне кажется, красота  — это одна из  фундаментальных, супер-значимых вещей.

—  Что вы  пожелаете учителям, учащимся и  их  родителям в  преддверии нового учебного года?

—  Я  хочу, чтобы учителя любили учеников. Это важнее знания, которое они передают. Я  хочу, чтобы дети были благодарны тем учителям, кто их  любит. В  памяти останутся только эти учителя. Хочу, чтобы учителям хватало времени не  только на  заполнение бумаг, но  и  на  реальную живую работу с  детьми, и  тогда все эти ОГЭ и  ЕГЭ сдадутся. Самое главное  — находить счастье в  развитии.

—  А  что пожелаете родителям? От  них ведь много зависит?

—  Ой, как много! У  родителей тяжелый крест… Мне хочется, чтобы родители понимали своих подрастающих детей. У  нас дети пишу эссе, и  очень многие жалуются, что родители их  не  понимают. А  когда родители поймут своих детей, они обязательно их  поддержат. И  надо находить время, чтобы больше общаться с  детьми.

—  Павел Анатольевич, спасибо за  обстоятельный и  эмоциональный разговор. Успехов вам, вашим детям и  их  родителям!

Шмаков Павел Анатольевич родился 18  декабря 1957 года в  Казани. Окончил факультет экспериментальной и  теоретической физики МИФИ (1982).

1983  — учитель физико-математической школы «Квант».

1992  — 2000  — директор академического колледжа при КГУ.

В  2000 году уехал работать в  Финляндию. В  2004–2005 годах обучался в  педагогическом училище и  работал помощником учителя. В  2004–2006 годах обучался в  университете Хельсинки. В  2006–2010 годах работал преподавателем математики, физики, химии в  школах Хельсинки, Вантаа, Эспоо. Ученики общеобразовательной школы в  Хельсинки избрали Павла Шмакова лучшим учителем 2009 года.

2011  — 2013 директор лицея имени Н.  И.  Лобачевского при КГУ.

С  2013  — директор Специализированного Олимпиадно-научного центра «Школа СОлНЦЕ».