«И Ибн Фадлан, и правитель Алмуш – это люди миссии»

Кому принадлежит самый яркий образ в фильме «Ибн Фадлан», почему Татарстану надо зарабатывать на кино и как булгарского правителя нашли в Крыму.

Первая презентация художественно-документального фильма «Ибн Фадлан», посвященного событиям 922 года, когда Волжская Булгария на официальном уровне приняла ислам, прошла  в прошлую пятницу в древнем Болгаре. Редакция «Миллиард.Татар» побеседовала с Айназом Мухаметзяновым, продюсером и режиссером кинопроекта.

– Судя по названию фильма, главный герой – это Ибн Фадлан?

– У нас получается два главных героя – Ибн Фадлан и булгарский правитель Алмуш-хан. Изначально мы, конечно, разрабатывали персонажа Ибн Фадлана, но поняли, что Алмуш как герой для нас не менее важен. Выбор ислама и приглашение посольства – это его инициатива. И мы постарались в фильме отразить, что и Ибн Фадлан, и Алмуш – это люди миссии. Эти два человека между собой похожи. Несмотря на перипетии, на противодействие они идут к своей цели, и эта цель – это возвышение ислама. Поэтому я бы назвал Ибн Фадлана и Алмуша равнозначными героями. В этом одна из уникальностей этого проекта.

– Интересно, что у вас Алмуша играл актер из Крыма. Не нашлось местного татарина?

– Не совсем так. Во-первых, хотелось бы немножко расширить круг, с кем мы работаем. Опять-таки, крымские татары – это родственный нам народ. Мы практически один народ. И сам актер достаточно фактурный. Вопрос не стоял так, что давайте кого-нибудь из чужих пригласим. Есть человек, хороший вариант, почему бы его не пригласить? Да, согласился, здорово, работаем. Наверное, с идеологической точки зрения, если бы был казанский татарин,  это, может быть, и правильнее было бы, но все наши лица уже узнаваемы, и нам хотелось немножко, чтобы та эпоха была чуть-чуть другой, чтобы мы не увидели примелькавшихся лиц.

Айназ  Мухаметзянов

– То есть Камаловский театр уже замелькался?

– Мы работали не только с Камаловским театром, были Тинчуринский, Атнинский, русский и татарский ТЮЗ, театр «Сдвиг» – на проекте работали актеры практически со всех крупных театров Татарстана.

–  Многие отмечают, что у наших кинокомпаний, снимающих  местное кино, в игре актеров пробивается театральщина. Вам удалось это победить, этот недуг татарских актеров сваливания в театр?

– Это достаточно сложно. Действительно, театральные актеры заточены под театр. Это не плохо и не хорошо, это другая ниша. Мы постарались это сделать, но я не скажу, что на сто процентов, но процентов на семьдесят, надеюсь, удалось. Что интересно, у нас было немало непрофессиональных актеров, и некоторые из них даже больше удивили, чем профессиональные актеры.

«Мы работали не только с Камаловским театром, были Тинчуринский, Атнинский, русский и   татарский ТЮЗ, театр «Сдвиг» –  на проекте   работали актеры практически со всех крупных театров Татарстана»

–  Самородки?

– Да, многие люди раскрылись. Допустим, были люди, которые были совсем с нуля, и были люди с навыками публичности (теле-/радиоведущие). Для них это был новый опыт, большой стресс, но они справились не хуже, чем профессиональные актеры.

– А кто был самый главный злодей, Мистер Зло?

– Зло у нас воплощают хазары, и главный злодей – наместник хазарского кагана Булан. Он, кстати, камаловский актер, и я считаю, что он отлично сыграл. Это Алмаз Сабирзянов. Наверное, один из самых лучших образов создал он.

– В конце фильма наши победят?

–  Ну да, мы же прочитали письмо халифа.

– Так рукопись Ибн Фадлана обрывается же…

– У нас нет такой законченной кинематографической истории, когда человек шел к своей цели, он дошел до своей цели, произошли серьезные изменения в его внутреннем мире. Тут такое невозможно, потому что  если бы это было чисто художественное кино, снятое по мотивам произведения, как, допустим, «Тринадцатый воин», где Антонио Бандерас снимается в роли Ибн Фадлана, это было бы одно. А здесь все-таки есть определенные исторические рамки, есть сам трактат Ибн Фадлана.

–  Он очень красочный. Чего стоит только описание русов, страшные казни, характеристика хазарской элиты…

– На самом деле, труд Ибн Фадлана, его «Рисаля» для драматурга –  это золотое дно. По  этому произведению можно снять и сериал,  и боевик, можно снять и трагедию, и комедию, и что-то романтическое можно снять –  всё, что угодно. Настолько там богатая фактология, фактура, что бери и делай всё, что хочешь. Поэтому с точки зрения именно как литературного источника, на котором можно что-то строить, это прямо…

– ...подарок судьбы.

–  Да, подарок судьбы. Понятно, что, исходя из возможностей, конечно, не все получилось воплотить. Например, если бы была возможность, конечно, хотелось бы снять, как они преодолевают препятствия, через реку переправляются  на мешках, кто-то утонул, хотелось побольше бы животных, лошадей, верблюдов. Но это достаточно сложно, дорого…

«Конечно, хотелось бы снять, как они преодолевают препятствия, через реку переправляются  на мешках, кто-то утонул, хотелось побольше бы животных, лошадей, верблюдов»

– Сам караван из пяти тысяч человек так-то…

– Ну да, у нас пяти тысяч, конечно же, нет.

– Как родилась сама идея фильма? С чего он начался?

–  Идея принадлежит ИД «Хузур», заказчикам фильма – это Фонд поддержки исламской науки, культуры и образования, а также Группа стратегического видения «Россия – Исламский мир». Для меня это было вызовом и интересным предложением снять фильм к 1100-летию принятия ислама волжскими булгарами.

Была лишь идея, и тогда не было понятно, какой у него будет формат. Поначалу была мысль снять полнометражный художественный фильм, но учитывая сроки, сложность темы, объемы требуемого финансирования, стало понятно, что полный метр мы бы не смогли сделать. 

«Идея принадлежит ИД «Хузур», заказчикам фильма –  это Фонд поддержки исламской науки, культуры и образования, а также Группа стратегического видения «Россия – Исламский мир»»

Тогда решено было работать над документально-художественным фильмом. То есть это документальный фильм с включением художественных постановок. Причем  художественные постановки у нас идут не просто как визуальный ряд с закадровым текстом, а именно как инсценировки, где можно было бы погрузиться непосредственно в атмосферу того века. 

– А какое соотношение получается у документальной и художественной части?

– Сейчас полный хронометраж получается около двух часов, из них где-то 45 минут –  это игровое кино. Мы сейчас думаем о том, что версия, которая у нас пойдет для широкого зрителя, под которую мы будем получать прокатное удостоверение и переводить  на арабский,  английский, турецкий языки (на татарский, возможно, будет дублироваться), немного сожмется и соотношение документального и игрового составит половина на половину.

– А сама работа над картиной когда началась?

– Работу над проектом мы начали летом 2020 года, то есть написали заявку, синопсис фильма, а в конце года приступили к подготовке съемок некоторых сцен. Первая съемочная сессия проходила в январе 2021 года в Астраханской области в городе Харабали, в мосфильмовском киногородке, оставшемся после фильма «Орда».

«В прошлую зиму мы также снимали в Атнинском районе зимние сцены, и в Казани сцену зимовки в юрте в павильоне»

Мы, естественно, локацию изменили под свои нужды. Сам киногородок –  это типичный среднеазиатский населенный пункт, у нас он превратился в место зимовки посольства Ибн Фадлана в городке Джурджания. Это Хорезм, граница степи и Средней Азии. В прошлую зиму мы также снимали в Атнинском районе зимние сцены  и в Казани сцену зимовки в юрте в павильоне. На тот момент у нас не было полноценного сценария, потому что сценарий требует достаточно большого research , и сценарии таких фильмов, на самом деле, пишутся  как минимум  год. У нас, конечно, этого года не было.

– А кто в итоге сценарист?

– Это три человека. Один из них – я. Зимний период –  сценарист и режиссер Рудольф Хайнуров. И Рамис Назмиев, с ним мы писали игровые сцены, которые сняли в конце прошлого и в начале этого года. Схема у нас получилось не стандартная, когда у одного фильма один сценарист и один режиссер. Во-первых, это было связано с тем, что менялись условия, во-вторых, сложность самого проекта, и, в конце концов, не сразу выкристаллизовался формат самого проекта. Далее, в феврале 2021 года из отснятых сцен мы смонтировали первый трейлер фильма.

«Схема у нас получилось не стандартная, когда у одного фильма один сценарист и один режиссер»

– То есть, получается, сами съемки начались в конце 2020-го?

– Подготовка. В конце 2020 года мы шили костюмы, готовили реквизит, в январе мы снимали в Харабалях, в Атне. Затем у нас был перерыв. Мы надеялись, что в мае 2021-го  мы сможем снять основные сцены…

– То есть речь о сценах принятия ислама…

– Да, в мае-июне, до осени. Но, видимо, были какие-то сложности, и у нас был тайм-аут до июля 2021 года, и фактически у нас не было понимания, будет ли вообще продолжение работы над проектом, будем ли мы его снимать. В июле 2021 года дали добро, сказали –  да, всё, проект будет, и мы начали разрабатывать фильм.

Естественно, весна и лето были упущены, потому что для съемки такого проекта нужна большая подготовительная работа – это разработка костюмов, декораций и реквизита, после разработки – изготовление, и, естественно, было понятно, что мы попадаем на зиму. Сам фильм надо было успеть сделать к маю этого года. Сцена зачитывания письма халифа – это обязательная сцена, без которой фильм не имеет смысла, а она происходила в 922 году в мае. Чтобы ее снять, были мысли поехать куда-то в другой регион, где есть еще остатки лета, но мы поняли, что есть много рисков, связанных и с деньгами, и с нестабильностью тех регионов, где это можно было бы снимать. Приняли решение, что будем снимать в павильоне. Таким образом, сцену зачитывания письма халифа мы снимали в декабре в павильоне с использованием компьютерной графики. Для татарстанского кинематографа, наверное, такие масштабные павильонные съемки произошли впервые.

«Сцену зачитывания письма халифа мы снимали в декабре в павильоне с использованием компьютерной графики. Для татарстанского кинематографа, наверное, такие масштабные павильонные съемки произошли впервые»

– А что представлял собой этот павильон, где он был, в чем его уникальность?

– Это «Казань Экспо». Во-первых, это площадь, на которой все происходило. Но дело не столько в площади, а сколько в том, что под эту площадь нужно световое оборудование, хромакей, нужны специалисты, который со всем этим могут и умеют работать. Эта сцена при этом была и самой массовой в нашем фильме.

Арендовали около тысячи квадратных метров, а освещаемая площадь, где  непосредственно происходило действие, – 750 квадратных метров. Чуть позже мы в другом павильоне снимали сцены внутри юрты Алмуша и постановочный бой в караван-сарае. В ней, кстати, принял участие Камиль хазрат Самигуллин (муфтий Татарстана, – прим. Т-и ).

– Ого, у вас были такие известные актеры!..

– Да, у нас были не только профессиональные актеры. Камиль хазрат сыграл родственника эльтебера Алмуша, военачальника. Мы знаем по истории, что у Алмуша одну из дочерей хазары забрали силой   в жены своему кагану, правителю.

«Камиль хазрат сыграл родственника эльтебера Алмуша, военачальника»

Мы все-таки хотели показать, что булгары –  это не просто добрые земледельцы, все-таки булгары в исторических источниках указываются как воинственный, пассионарный народ. Мы постарались показать их в лице этих трех булгарских воинов, которые попытались на одной из стоянок отбить дочку Алмуша. Но им не удалось.

– Такой булгарский спецназ…

– Да. После этого были документальные съемки в Казани, Питере, Москве, Тюмени. В музеях, в Болгаре, в Альметьевске, Биляре. Также мы съездили в Бухару и Хиву, в тот регион, где достаточно долго находилось посольство. Они 28 дней были в Бухаре, потом перемещение в Хорезм, где провели больше трех месяцев. И как раз это время приходится на Уразу –  это месяц Раджаб, Шавваль, Рамазан, и, соответственно, возможно, еще и поэтому они там так долго оставались. 

– В Узбекистане у вас были встречи?

– У нас в фильме есть ведущий, рассказчик. Он предстает в двух образах. В игровой части он участвует в качестве одного из героев – это Абдаллах Ибн Башту, посол Алмуша к багдадскому халифу. Этот человек как связующее звено, который мог наблюдать и реалии Булгарии, и присутствовать с Ибн Фадланом практически во время всего его путешествия. Поэтому наш рассказчик Ленар Гиматдинов выступает в роли Ибн Башту. Поэтому мы в Бухаре тоже снимали его и как нашего современника, так и в исторических костюмах на фоне тех объектов, которые могли отдаленно напоминать реалии того времени. Понятно, что это некая такая условность, но она скрасила фильм. И есть такой еще момент, что мы все-таки понимаем, что X век – это достаточно давно, это достаточно далеко, и даже сами историки говорят –  никто не знает, как это точно могло выглядеть визуально –  по костюмам, по декорациям и так далее, и так далее.

– Как-никак 1100 лет прошло…

– Да, 1100 лет, и мало  что сохранилось, особенно в нашем регионе. Поэтому мы для себя оставили такой момент, что наш рассказчик представляет себе эти реалии, пытается представить.

В Казани съемки завершились в апреле, и параллельно у нас все это время шел постпродакшн. Игровые сцены у нас в постпродакшне практически с февраля. У нас был конвейер, то есть работали «с колес». Сняли сцену –  она сразу ушла в постпродакшн и так далее.

«В Казани съемки завершились в апреле, и параллельно у нас все это время шел постпродакшн. Игровые сцены у нас в постпродакшне практически с февраля»

Естественно, также после того,  как мы снимали документальную часть, это все сразу шло в производство. Поэтому нам удалось с июля 2021 года по май 2022-го  –  это десять месяцев – собрать фильм. Говорят же, что нужны одна женщина и девять месяцев, чтобы родить ребенка, но невозможно, чтобы девять женщин за один месяц родили ребенка. У нас где-то посередине получилось, фильм собирался  как пазл. 

– Творец всегда недоволен совершенством своего произведения. Дальше будете дошлифовывать проект?

– Да, конечно, мы прекрасно понимали и видим, что есть моменты, которые надо доработать. Но здесь важно, чтобы именно к памятной дате фильм был готов. С другой стороны, у нас весь этот год посвящен 1100-летию, и мы хотели бы, и уже разговор об этом был, чтобы на Мусульманском кинофестивале этот фильм увидела более широкая публика. Соответственно, есть определенные требования по звуку, требования технического характера, административные вопросы по получению прокатного удостоверения. Основные мероприятия прошли, теперь активнее будем этим заниматься подготовкой новой версии.

Кроме того, мы начали разговор с Ираном. Ведь основная рукопись сочинения Ибн Фадлана найдена в Мешхеде (она так и называется «Мешхедская рукопись»). У нас, к сожалению, из-за экономических условий, из-за обстановки в мире не удалось съездить в сам Мешхед, и мы запросили контент у наших иранских коллег. Они обещали его   подготовить, возможно, в фильме добавится блок по «Мешхедской рукописи».

«Татарстан, может быть, даже не ставит целью стать точкой сборки российского кинематографа, сколько стать просто кинематографическим регионом»

– Вы рассказали про павильон, спецэффекты, уникальные вещи. Находясь внутри процесса, вы не задумывались, что киноиндустрия –  это деньги, особенно на фоне санкций, когда в кинотеатрах показывать нечего, как перезапустить. Может Татарстан стать точкой сбора российского кино?

– Конечно, участвуя в таких проектах, ты понимаешь возможности нашего регионального кинематографа. Скажу так – все двойственно и противоречиво. С одной стороны, я понимаю, что у нас появилась такая когорта специалистов, которая может браться за серьезные проекты. С другой стороны, я понимаю, что тут «что первее –  яйцо или курица?», нет проектов, в которых могли бы мы себя проявить, научиться и расти. Считаю, что Татарстан, может быть, даже не ставит целью стать точкой сборки российского кинематографа, сколько стать просто кинематографическим регионом. Кинематограф –  это индустрия, которая…

– ...приносит деньги, производит товар…

– Да, кино – это не просто деньги на ветер... Почему мы называем это кинопроизводством? Потому что там очень много разных людей задействовано, очень много разных сфер, одно за другим тянется, то есть  есть некий такой мультипликативный эффект. Опять-таки, это тянет за собой узнаваемость региона, это тянет за собой и туристическую составляющую. Я уверен, что  если развивать кинематограф именно как бизнес, как кластер, то я  как экономист  могу сказать, что это имеет смысл.

«Я уверен, что  если развивать кинематограф именно как бизнес, как кластер, то я  как экономист  могу сказать, что это имеет смысл»

– Это будет приносить доход в экономику, рабочие места  и пиар, наверное.

– Смотрите, допустим, снимается кино – это же не только актеры, режиссеры, продюсеры. Это проживание, питание, пошив костюмов, потом вокруг этого появляются хорошие интересные проекты, мерчи и так далее. И сегодня нужно иметь в виду, что Восточная Европа до определенных событий закрывала потребности российского кинематографа. Например, какие-то вещи было дешевле снимать не в Москве, а  например, в бывшей Югославии, Черногории, еще каких-то странах. Сейчас политические условия таковы, что эти, скажем так, пути закрываются, поэтому Татарстан вполне мог бы оттянуть на себя какие-то заказы.

– Разгрузить Москву.

– Да, и разгрузить, и, может, составлять конкуренцию. И в то же время мы побывали в Средней Азии, и я считаю, что этот регион для кинематографа тоже недооценен, это регион, в котором очень много интересного. Опять-таки, у нас давние устоявшиеся связи с этим регионом.

– Еще с времен Ибн Фадлана!

– И с дофадлановских времен. Поэтому  я думаю, что могла бы быть копродукция, совместный продакшн с Узбекистаном, Казахстаном. Нужно снимать историческое кино, это не только для того, чтобы повышать национальное самосознание, это просто интересно для зрителя. Опять-таки, историческая мусульманская тематика интересна не только для российских мусульман, но и для всего мусульманского мира. Мы видим, что на сегодняшний день турки снимают сериалы, которые востребованы.

«Я убедился, что татарстанские кадры могут браться за серьезные проекты, и, главное, за конкурентоспособные проекты»

– «Эртугрул», «Осман»…

– Да, и зритель у них не столько в самой Турции. Это, к примеру, Пакистан, Индия. Резюмируя, скажу, что татарстанское кинематографическое сообщество готово для того, чтобы снимать именно сложные проекты. Да, у нас не хватает определенных специалистов, но я убедился, что татарстанские кадры могут браться за серьезные проекты, и, главное, за конкурентоспособные проекты. В этом я твердо убежден. Понятно, что в любом проекте есть не только люди, но еще и другие составляющие – условия, деньги, оборудование и так далее, но все-таки  люди на первом месте. 

Фото предоставлены сьемочной группой (авторы фото:  Рамис Назмиев, Ольга Дерюга)

Источник: «Миллиард.Татар»